Я уже третий день хожу по этой улице. Что я ищу? Кажется, опять прошлое. Вот и сейчас я иду мимо лавок Китайского базара. Когда-то здесь торговали тонким фарфором и цветными шитыми шелками. Сворачиваю в узкий переулок. Жаркий день близится к концу. Сиреневые сумерки наползают на дома, затопляют аккуратные дворики, призрачной дымкой стелются в конце улицы. По прибитой недавним дождем пыли бродят коровы, меланхолично жующие жвачку. Усталые, наработавшиеся за трудный день рикши везут домой жителей Джорджтауна. Звонко в вечерней тишине цокают подковы низкорослых лошадок, везущих тонги. Тянет дымом очагов. В домах под черепичными крышами готовят ужин. В переулках желтым светом загораются пыльные фонари на низких столбах. Изредка то здесь, то там раздаются женские голоса. Матери зовут детей домой. Откуда-то плывет печальная мелодия одинокой флейты. Стоит тот удивительный час сумеречной тишины, когда дневная жизнь города замирает, а ночная еще не началась. Я останавливаюсь у приземистого дома с узким входом в подворотню. В открытых незастекленных его окнах видны люди.
— Мистер Раман! — зову я.
— Сейчас! — отзывается он сверху.
Потом он появляется в дверях дома, на ходу поддерживая дхоти.
— Да, мне уже говорили, — начинает мистер Раман. — Вы насчет дома того венецианца. Может быть, вам сегодня повезет больше. Я тут нашел человека…
Три дня я ищу на этой улице и в ее переулках дом венецианца Мануччи.
— Мануччи? — спрашивают меня. — Нет, о таком не слыхали. Он кто? Бизнесмен, адвокат или владелец лавки?
Я отрицательно качаю головой.
— К сожалению, не можем помочь. Мы знаем дома всех соседей. Но среди них нет венецианца Мануччи.
Накануне ко мне подошел старик. Его выцветшие глаза слезились, от крыльев длинного носа к тонкогубому рту шли две темные складки.
— Мне сказали, что вы ищете Мануччи. Мои предки были португальцами, но такого имени у нас никогда не упоминали. Вы, наверно, ошиблись.
— Нет, я не ошиблась.
Старик постоял в задумчивости. Потом потер пергаментной рукой лысый лоб.
— Не сходить ли вам к Раману? Он кое-что знает об этой улице.
Раман сказал: «Я тут нашел человека». И мы идем к этому человеку.
— Вот здесь, — говорит Раман.
На полу ярко освещенной книжной лавки сидит человек. Он поднимает голову и сквозь съехавшие на нос очки внимательно смотрит на нас. Мануччи? Ну, конечно, он знает его. Только это на углу соседней улицы. Он слышал, как говорили «дом Мануччи». Наверное, сам Мануччи там и живет. Сейчас вечер, и, очевидно, его можно застать дома. Хозяин лавки мелкими решительными шажками ведет нас по переулкам. Он даже не подозревает, какое фантастическое путешествие «в гости к Мануччи» предложил он мне.
Дом, к которому мы подошли, смотрел темными провалами неосвещенных окон на улицу. Он был достаточно велик, с традиционным внутренним двором и купой деревьев, закрывавших облезлую торцовую стену. Никаких признаков его бывшего владельца. Возможно, это был другой дом, а может быть, и действительно дом Мануччи. На двери висел замок.
— Странно, — пробормотал владелец книжной лавки. — Вечерами обычно люди бывают дома. Хозяин, наверное, уехал.
— Да, он давно уехал из Мадраса, — сказала я. — И до сих пор не вернулся.
— Когда?
— В 1712 году.
Лавочник оторопело раскрыл рот. Очки в железной оправе вновь съехали на нос. Затем он пристально глянул на меня и дернул себя за ухо.
— Послушайте, так это, должно быть, тот Мануччи, что написал «Историю империи Моголов»?
Я утвердительно кивнула.
Плечи букиниста мелко затряслись, и он судорожно хватил несколько раз воздух ртом. Теперь он смеялся заливисто, искренне, до слез. Раман, еще не понимая, в чем дело, невольно вторил ему.
— А я… а я… — захлебывался наш проводник, — повел вас к нему в гости. Я думал, что это кто-то другой. Ох!
И, неожиданно перестав смеяться, спросил:
— Два тома? В голубом переплете с золотым тиснением? Так?
— Все так.
— Да-а. — задумчиво протянул букинист. — А я и не подумал, что «дом Мануччи» имеет отношение к автору этой редкой книги.
Он обошел дом, бережно потрогал камни его стен и, уходя, несколько раз обернулся посмотреть на него.
Венецианец Никколо Мануччи прожил 20 лет в Мадрасе. Кем он был? Прежде всего яркой и своеобразной личностью. Его имя занимает одно из первых мест в истории исследования Индии. Его жизнь была полна захватывающих приключений, головокружительных авантюр и опасных путешествий. В 1653 году четырнадцатилетним мальчиком он сбежал на зашедшей в порт каравелле из Венеции в Индию.