Годы и дни Мадраса

Мальчишка мечтал о далеких странах и путешествиях. И действовал решительно и бесповоротно. Через три года он оказался в Сурате, а затем пробрался в Дели. Там он поступил на службу в артиллерийские части Могольского императора. Но военная служба его не прельщала. Он страшно интересовался страной, в которой оказался. Ничто не проходило мимо его пытливого взора. Политические распри, торговля, обычаи, языки, характер народа — все привлекало пристальное внимание венецианца. Он заинтересовался индийской медициной и постепенно сам стал врачом. После ряда лет военной службы и скитаний он решил осесть в Лахоре. Однако спокойная жизнь врача вскоре наскучила ему, и его снова потянуло в скитания.

С войсками шаха Алама он отправился в Декан. Там его считали искусным врачом, и шах Алам дорожил чужеземцем. Но у шаха Алама он пробыл недолго. Легенды о бриллиантах Голконды не давали покоя Мануччи. Он попытался бежать, но его схватили и бросили в тюрьму. Но не таков был венецианец, чтобы отказаться от своих планов. Темной, безлунной ночью он, подкупив стражу, исчез из ставки шаха Алама. Он появился в Голконде, когда войска моголов уже стояли на пороге королевства. Там хитроумный и искусный венецианец быстро попал в доверие к королю Голконды Абдул Хассану. Он вылечил кого-то из членов его семьи, и Абдул Хассан ввел его в свой двор. Мануччи как врачу назначили огромное жалованье — 700 рупий. Казалось бы, все складывалось хорошо, а до алмазных копей рукой подать. Но однажды к Абдул Хассану провели человека, который, низко опустив голову, прикрыл лицо полой плаща. Что-то неуловимо знакомым показалось Мануччи в этом человеке. Когда человек вышел из дворца, Мануччи, прячась в узких переходах королевской цитадели, пошел за ним. Он увидел, как к человеку подвели коня и посланец в сопровождении нескольких воинов поскакал туда, где лагерем стояли войска могольского императора. Тогда он вспомнил, кто был этот человек. Приближенный шаха Алама, тот, который брал его под стражу. Мануччи понял, что приезжали за его головой. Он хорошо знал, что Абдул Хассан вряд ли устоит перед требованием могольского полководца. Ну, а если и устоит, то Голконда все равно обречена. Слишком неравны силы. Цитадель падет через несколько месяцев. И тогда… Но лучше не думать о том, что тогда. Он не поднялся больше по крутым ступеням к королевскому дворцу. На следующий день король не увидел венецианца среди своих придворных. Ему сказали, что Мануччи отбыл в Масулипатам к пациенту. Когда Абдул Хассану показался подозрительным слишком затянувшийся визит, было поздно. Ост-индский фрегат уже принял на свой борт загорелого венецианца в индийских одеждах. Голкондский король понял, что потерял ценного заложника.

Мануччи почувствовал себя спокойно, только когда увидел с палубы корабля стены английского форта. Но пробыл он там недолго. Английский снобизм и благочестие не пришлись ему по душе. Атмосфера форта с ее ограничениями и регламентацией угнетала Мануччи. Он узнал, что в Пондишери живет его друг — Франциск Мартин. Без особого сожаления он покинул форт. Крупный чиновник Мартин даже прослезился, когда увидел на пороге своего дома Мануччи. Он помнил, что тот занимал высокие должности при императорских дворах и был не раз полезен европейцам. Однако историю бегства венецианца он выслушал уже с меньшим энтузиазмом. Перед ним, оказывается, был не влиятельный богатый врач, а бездомный скиталец. И это в сорок лет, когда мужчина уже должен иметь семью и положение.

О положении друга он заботиться не стал, а вот семья — дело иное. У Мартина была на примете в Мадрасе молодая вдова Томаса Кларка. Дама среднего достатка, с хорошим домом. Чего еще желать? Знакомство с вдовой было коротким, и в октябре 1686 года Мануччи обвенчался с ней. Он поселился в том доме, куда меня водил букинист. Вдова Кларка через некоторое время поняла, что сделала не очень выгодную партию. Новый муж был странным человеком. Он не любил бывать в обществе английских чиновников, купцов и офицеров. Часто целыми днями пропадал в туземных кварталах Черного города, заводил там друзей. Иногда проводил вечера на берегу океана, пристально всматриваясь в гаснущую линию горизонта. Приводил в дом чужих людей в пропыленных на дальних дорогах сандалиях и о чем то жадно выспрашивал их. А после их ухода часами сидел неподвижно, уставив глаза в одну точку. «Может быть, он порченый?» — не раз думала бывшая миссис Кларк. В церковь он почти не ходил. Все это было бы не так скверно, если бы не главная беда. Он писал. Писал много и с увлечением. Вся его конторка была завалена бумагами. Такое можно было бы простить человеку, ведущему деловую переписку. Но синьора Мануччи знала, что у мужа не очень обширная корреспонденция. Даже соседям и знакомым она не могла объяснить, чем же в конце концов занимается Мануччи.

— Может быть, он из тех, которые пишут книги? — спрашивали ее.