Годы испытаний. Книга 3. Разгром

«Но что можно сделать, — думал Мильдер, — если русские стоят, будто железобетонная стена, о которую разбиваются все наши стратегические планы и решения. Нужно перенести главный удар армии куда-либо севернее или южнее Сталинграда. И это определенно принесло бы нам быстрый успех. Здесь же мы теряем бесполезно силы.

Неудачи в Сталинграде — это не просто досадные случаи. Во всем этом надо разобраться основательнее, пока еще не поздно, и принимать быстрые и решительные меры, — размышлял он. — Иначе это может привести нас к далеко идущим и непоправимым последствиям. Так мы можем проиграть войну». От этих мыслей он весь похолодел, сжался, оглядываясь в испуге по сторонам. Он развернул газету «Фёлькишер беобахтер» и увидел рядом с рекламными объявлениями большое количество извещений в траурных рамках, лаконично сообщающих о гибели офицеров и генералов под Сталинградом. Последние дни их печатали часто.

— В штабе корпуса Мильдера ожидала еще одна неприятность, от которой он, совсем пал духом. Телеграмма извещала о том, что тяжело заболевшая жена его Марта находится при смерти.

2

Командир штурмовой группы сержант Горицвет из батальона лейтенанта Ежа ходил с утра расстроенный, сердитый и придирался к бойцам. У Савкина обнаружил несвежий подворотничок, а он его только вчера вечером подшивал. У Сироткина — оторванную пуговицу на рукаве гимнастерки, — и как он только ее заметил? Обозвал его неряхой. На лице копоть и грязь — так это мина близко разорвалась и прикоптила. Сироткин постарался отшутиться: «К чему умываться, коли не с кем целоваться?». Пригрозил нарядом. Авердяна дважды посылал добриваться. И хотя тот пытался уверить, что, пока он бреет правую щеку, на левой уже растут волосы, сержант не хотел слушать его объяснений.

«Ой, джан, ой, джан, — ворчал Авердян, — не знает, кавказский мужчина всегда неприятность от волоса имеет». Кубисову крепко попало от сержанта за ручной пулемет: густо затвор смазан. (Так оно же, масло, густеет от холода.)

И даже своему заместителю, первому номеру, бронебойщику ефрейтору Кукуеву сделал Горицвет замечание. (Кукуев снял сапог с раненой ноги. Жмет, не дает уснуть, а он вернулся с дежурства, из ночной смены).

— Вы бы еще до трусив рассупонились. Нимиц у суседним пидвале, а вин спит, як с жинкой, на кровати.

Бойцы привыкли к жестокой требовательности своего отделенного командира. И только Авердян пытался возражать, доказывая свою правоту, за что нередко получал взыскания на предельную уставную норму.

А для Горицвета, как он говорил: «Чи стреляют по тоби, чи ни, в казарме ты или в окопе — все одинаково, солдатская служба. Во всем прежде всего треба порядок».

Странный характер у этого Горицвета. Когда на войне бойцу за своим внешним видом смотреть? Да еще здесь, в Сталинграде. В день в атаку ходишь по стольку раз, что и забываешь. Обстрелы, бомбежки беспрерывные. Света белого не видать: в дыму, в пыли, в грязи, в воде. — Поесть, и то свободной минуты не выбрать.

Хотя и бойцам иногда приходилось видеть как, попав в кутерьму боя. Горицвет не брился, не мог подшить подворотничка, тогда очень злился, поглаживая заросшие щеки, подворачивал ворот. Ну, в такие моменты не подступись к нему, не заикайся, что пора, товарищ сержант, отращивать бороду и усы.

Но сегодня все знают, что Горицвет был не в духе совсем по другой причине. Долго — а для сталинградских защитников это очень долго, вторая неделя пошла — ожидал Горицвет желанного пополнения. Комплекты теплого обмундирования выдали, и оно лежало без пользы. Его засыпало землей при обстрелах и бомбежках. И, проходя мимо кучи солдатской одежды, командир не мог не сплюнуть от злости, а то и выругаться: «Добро народное пропадает зря».

А когда упала зажигалка, и сгорели две ушанки и стеганые брюки, так он так материл фрицев, что бойцы, никогда не слышавшие от него грубой брани, от удивления глаза таращили.

Вечером штурмовой группе Горицвета лейтенант Еж поставил боевую задачу: выбить немцев из полуразрушенного каменного особняка. И тем же вечером пришло пополнение. Как сказал сержант своему заместителю: «Два с половиной человека». Попробуй выполни с ними задачу. Вот и рассердился Горицвет, а потому и придирался к подчиненным.

— Микола, а, Микола, — подошел к Горицвету сосед, командир штурмовой группы сержант Куралесин. — Ты чего сердитый? Аль давно не битый?

С Куралесиным Горицвет крепко породнился в Сталинграде. Во время последнего большого наступления немцев, месяц тому назад, контуженного, закопанного взрывом Горицвета отыскал ночью и приволок на себе Куралесин. Крепкий здоровяк Горицвет быстро пришел в себя и через две недели сбежал из медсанбата в свою дивизию. Получил взыскание. Но в тот же день в бою захватил двух «языков», и комдив наградил его медалью «За отвагу», а подполковник Коломыченко назначил командовать штурмовой группой.