Годы нашей жизни

Пески наступали на деревушку. Они стучали в окна, стены. По всей деревне метался скот. За сутки занесло дворы, замело улицы. Все дороги на много верст вокруг стали непроезжими. Хату бобыля-переселенца, стоявшую на отшибе, будто отрезало от всего мира.

Пережидая бурю, Костычев лежал на соломе, в углу хаты, и думал о песках, что, не унимаясь, бушевали вторые сутки.

На косе ученый обнаружил остатки пней и еще кое-где заметил следы давней растительности. Воображение нарисовало заросли высокоствольных дубов и сосновые массивы.

Гилея — страна лесов в низовьях Днепра, описанная древним историком Геродотом, не была выдумкой. Но и во времена не столь давние, как пятый век до нашей эры, здесь еще шумели деревья.

Теперь, прислушиваясь, как за окном шумит песчаный вихрь, Павел Андреевич мысленно собирал воедино все слышанное от местных стариков. Не только их деды, но и отцы в молодости видели здесь цветение трав, чудесные луга, обширные сенокосы, даже зеленеющее дерево не было здесь диковинкой. Давние пожары уничтожили леса. Остатки их вырубили помещики — лесогубители. Степные магнаты превратили травянистую степь в бесплодные сыпуны, в кучугуры, громоздившиеся словно памятники помещичьего варварства.

«И все это произошло на глазах двух-трех крестьянских поколений», — отвечал ученый своим мыслям.

Буря не утихала. Хата будто гнулась под ударами ветра. Новые порывы ветра грозили сорвать камышовую крышу.

— Ишь разошелся, окаянный, — сердито произнес хозяин.

— Наделает он бед, — согласился Костычев.

Каждый год пески продвигались на несколько верст и засыпали тысячи десятин.

Павел Андреевич спросил у хозяина, что говорят мужики о выселении с песков. Хозяин насторожился. Недоверчивым взглядом посмотрел на незнакомца и, словно убедившись, что перед ним не враг, а сочувствующий человек, сказал:

— Пусть лучше в могилу переселяют.

Горечь этих слов взволновала Костычева. Ученый-почвовед был сыном землепашца, родом из крепостных. Проект выселения крестьян возмущал его.

— Нашли способ остановить пески, — Костычев в сердцах махнул рукой, словно отгоняя от себя лица продажных земских краснобаев, на которых они здесь, в Днепровском уезде, достаточно насмотрелся.

Ощущение собственного бессилия уже давно так не мучило сознание ученого, как в эти часы, когда он лежал в хате, вокруг которой метались пески.

Хозяин тяжело стонал во сне. Костычев не спал. Он лежал с открытыми глазами и думал: «Где же выход?» Он давно пришел к мысли, что облесение и орошение может остановить наступление алешковских песков.

Утром Павел Андреевич стал выбираться из деревушки. Выйдя на дорогу, он не узнал ее. Она казалась покрытой толстым серым саваном. После черной бури и села, и поля, и дороги оставляли тяжелое впечатление… Но когда на второй день ученый подъезжал к деревне Копани, лежавшей по соседству с алешковскими песками, и еще издалека увидел молодые сады, он обрадовался, как юноша.

В Копанях сохранилось немало преданий о том, как здесь появились сады и почему деревня называется Копани. В каждой копанской хате эти рассказы связывались с историей своего крестьянского рода.

Среди многих тысяч крестьян, переселенных в Нижнеднепровье, был и крепостной Микола Крайнов. После реформы 1861 года он получил жалкий надел и год за годом пробовал собрать урожай на «песочках». Лето, когда удавалось получить «сам-три», считалось хорошим, но чаще всего пропадал и «сам-один».

Каждую весну и каждую осень возникал проклятый вопрос — как, чем обсеяться? А второй вопрос возникал каждый день: где взять воду? До ближнего колодца десять верст, а от надела — двадцать. Отправляясь на поле, брали с собой воду, но и в селе ее было в обрез.

Все годы Крайнов мечтал найти колодец. За селом в поле перерыл он, перелопатил немало песка, но воды не нашел.

В это время прошла молва, что за Алешками есть село, где вода держится близко от поверхности земли. Стоит выкопать копань — не очень глубокую яму — готов колодец. Оставив семью на старшего сына Максима, Крайнов-отец отправился в поиск. По дороге он встретил еще несколько человек, искавших село, где есть вода в копанях. Люди так и называли его — Копани. «Шукаемо Копанi!»

Копани разочаровали путников. И здесь, оказалось, хлеб был редкостью, счет шел на каждое зернышко, но воду считали не по каплям и не так дорожили каждой кружкой.

Погрузив на арбу домашний скарб, Крайновы подались в Копани. На новом месте поставили хатенку. Тем временем в Копани вернулся сын крестьянина Горлова — Андрей. Он был в Крыму на заработках, работал в каком-то саду, и там от старика — большого специалиста — перенял любовь к садоводству. Из Крыма он явился без гроша, но зато с небольшим грузом, доставить который стоило много труда. То были плодовые саженцы.

Молодой садовод убеждал односельчан, что на копанских супесках, где близко вода, сады и виноградники поведут себя хорошо. Ему не сразу поверили. Но рядом с его избой и с хатой Крайнова вскоре распустилось несколько молодых вишен, яблонь и абрикосов.