Годы нашей жизни

Уже перед самым началом заседания дело едва не осложнилось. Звеньевой Толя вдруг усомнился — пристало ли ему, внуку и сыну рабочего, выступать в роли Николая II. Он лучше скажет речь народного обвинителя.

Однако в порядке пионерской дисциплины пришлось пройти на скамью подсудимых и отвечать за действия последнего из Романовых.

Тем временем как шел суд, в почтовом отделении на Крещатике трое школьников сдавали весьма объемистый заказной пакет. На самодельном конверте крупными буквами было написано: «Москва, Кремль, Надежде Константиновне Крупской».

Так в апрельский день начиналась, или, точнее сказать, — продолжалась, история, о которой мы хотим рассказать читателю.

Теперь мы знаем ее во всех подробностях. А вначале у нас был только один документ. Запись в блокноте довоенных лет. Вот она.

«Вскоре после смерти В. И. Ленина младшая группа одной из киевских школ послала Н. К. Крупской книгу, которую ребята сочинили. Они спрашивали у Надежды Константиновны совета, как должны выполнять заветы Ильича. Крупская прислала ответ и сама приняла участие в общественных делах ребят».

Рассказ об этом мы впервые услыхали от известного киевского педагога Александра Федоровича Музыченко. Но его давно нет в живых. А другие следы этих событий как-то не удавалось найти.

И вот предпринимаем новый поиск.

Ищем письмо Н. К. Крупской киевским школьникам. Его нет ни в томах сочинений, ни в многочисленных сборниках переписки Надежды Константиновны.

Между тем письмо может явиться ключом ко всей этой истории.

Перерыли кипы архивных документов, газетных комплектов. Нет!

Тут приходит на помощь ученый — университетский профессор, чьи лекции по педагогике слушали тридцать пять студенческих поколений.

— Позвольте, — сказал Савва Христофорович Чавдаров. — Вы знали Музыченко преподавателем института. А в двадцатые годы он заведовал Сорок третьей трудовой школой на Подвальной, двадцать пять, в старом здании гимназии Науменко. Не исключено, что речь могла идти о каком-нибудь из классов именно этой школы.

За три десятилетия было много всяких реорганизаций, и учебное заведение, помещавшееся теперь в новом здании на Преображенской улице, не имеет с бывшей 43-й школой ничего общего, кроме номера.

Попытаемся разыскать кого-нибудь из педагогов бывшей 43-й школы.

Несколько хождений по адресам старых учителей, и мы находим важные нити. Они приводят к заслуженной учительнице республики Марии Ростиславовне Тихенко.

— Сорок третья школа? Давно это было, очень давно… Кажется, минула целая вечность, — задумчиво говорит высокая седая женщина, знакомя нас со своими друзьями и старыми коллегами.

Тихенко уже давно на пенсии, а начинала она в 43-й школе. И Надежда Николаевна Дудкина тоже дала свой первый урок в этой школе. А Павел Павлович Чернецкий уже тогда считался опытным учителем. Теперь ему восемьдесят пять лет.

Если сложить вместе годы, которые эти три педагога проработали в школе, получится почти полтора столетия.

Однако история, которая нас интересует, не затерялась в их памяти. Стерлись подробности, но главное — о переписке с Крупской, о книге — наши собеседники подтверждали в один голос.

Как появилась книга? Ребята выпустили ее, объявив себя мобилизованными для выполнения ленинского завета о ликвидации беспризорности.

В вечер нашей встречи три бывших члена педсовета 43-й школы, совершив весьма длинное путешествие в прошлое, пришли к выводу, что это, должно быть, была третья «А» группа.

Теперь представлялось интересным не только найти письмо, но и отыскать учеников этой группы, узнать об их судьбе, о жизненных дорогах, по которым они прошли.

В тот первый вечер мы поначалу все время надеялись, что наши собеседники вот-вот добудут из недр своей памяти громкие имена людей, которые окажутся «выходцами» из третьей «А».

Однако ни Тихенко, ни Дудкина, ни Чернецкий к третьей группе отношения не имели, и мы вообще не узнали ни одного имени.

— То был класс Анастасии Ивановны, — сказала Тихенко.

— Ее детище, — добавила Дудкина.

И тут мы услыхали волнующие воспоминания — нет, пожалуй, это не то слово, — поэму об учительнице, рассказанную ее товарищами.

Из их рассказов вставал талантливый, яркий человек, который знал сердце каждого ребенка, больше всего на свете любил школу, детей, все отдал им и оставил после себя след в жизни.

Слушая, мы мысленно рисовали себе портрет Анастасии Ивановны Дудник. Хотелось увидеть лицо этой учительницы, каким оно запечатлено на снимке. Но довоенные фотографии не сохранились.

Жаль. Однако сколько же мы узнали от наших новых знакомых!

Итак, никаких сомнений по поводу письма. Мы установили, где именно происходили события, по следам которых идем. А сопоставляя некоторые факты и даты, учителя решили, что это было в двадцать шестом году.

Значит, ребята, которых мы разыскиваем, родились в революцию и были ее детьми.

В их детских душах навсегда запечатлелось прощание страны с Ильичем — те трагические и торжественные пять минут, когда, казалось, остановилась сама жизнь. Они много думали о Ленине, о своей Родине и о том, как быть ей хорошими помощниками.