Годы отсебятины

Здесь повстречались однажды вечером

КраснояЗычие с косноречием.

6.Без названия

Было время — хотелось паблисити,

А теперь наплевать на это!

Приближаясь к гробу и лысине,

Становлюсь, наконец, поэтом.

ТРЕТЬЯ ВОЕННАЯ ПЕСЕНКА

Умеренно

Без боя не уступают

завоёванных рубежей.

Тем более, никогда –

завоеванных пьедесталов…

На город мой надвигаются

ночи длинных ножей,

Потому что советам старейшин

слишком вольготно стало.

Без боя не уступают

завоёванных рубежей.

Тем более, никогда –

завоеванных кабинетов…

В России на всех чиновников

уже не хватит ножей,

Но хватит по атомной бомбе

на каждого из поэтов.

Четыре последних строчки повторяются дважды.

1980

А ВЕК-ТО КОНЧАЕТСЯ. 1989—1994

Нам ни к чему почет и слава,

И так эпоху пережили.

Чужими нитками мой саван

Зашьют любовницы чужие.

ПРАЖСКАЯ ЗАРИСОВКА 15 ОКТЯБРЯ 1989 ГОДА

Не пишется, а ехать в центр не хочется,

Хоть пива нет с утра в бунтующем горле.

Я должен дописать статью о Вихтерле

Сегодня. Завтра в самолёт,

              и вольность кончится.

Политика понятна, как стихи

С простыми отглаголенными рифмами:

Что нынче кажется пещерами и рифами,

То завтра спишут им на прошлые грехи.

Получен шанс не избирать самоизбранцев...

Бежит под зонтиком красотка — я не с ней.

А чехи видят в нас, как прежде, иностранцев.

И оккупантов —

               что грустней.

А за окном — мокрющий пёс на тротуаре,

А на окне — дыряво-красный цикламен,

Доносит ветер запах перемен.

Дай, Господи, чтоб обошлось без гари.

СТРАШНАЯ ИСТОРИЯ

Здоровый дух — в здоровом теле.

Таинственная сень — постели.

Я млел себе в тиши, и вдруг

Раздался — напряженный звук.

Я огляделся — жопа плачет,

Подрагивают ягодицы,

Такой большой футбольный мячик

Вполне приемлемых кондиций.

Спросил я жопу: «Что с тобой?» —

Не удостоили ответа.

Плач перешёл в тоскливый вой.

Случилось это прошлым летом.

ЛЕГКОМЫСЛЕННЫЕ ЯМБЫ

Певец и первенец свободы

Учил, забравшись на Парнас:

На лоне матери-природы

На лоно милых манит нас...

Моя красавица младая,

Тебя восславлю — завсегда

И вирши новые слагая,

Кому-то подращу рога я,

Но — ненадолго — вот беда!

Прохлада и недолговечность

Моих романов — мой же бич,

Ты привлекательна, конечно,

И раз в неделю — человечна,

Но твой удел — Иван Кузьмич,

Преуспевающий в конторе,

А не художник-дуралей,

Певец пирушек и тратторий,

Но — не тончайших аллегорий

И тёмных бунинских аллей.

Тебя стихами не встревожу,

Ты холодна, как логарифм,

А я опять расквасил рожу

О струи струн и рифы рифм.

Но ты и это не заметишь.

Как говорится, не дано!

А для меня краса — не фетиш

Или — фетиш? Мне всё равно!

А привлекательно бы нам бы

Пуститься в страсти океан,

Чтоб легкомысленные ямбы