Годы решений

Так в 1840 году на подлинную, бесконечно сложную экономическую жизнь белых народов начинается смертоносное нападение с двух сторон: гильдия торговцев деньгами, спекулянтов и крупных финансистов проникает в нее с помощью акций, кредитов, наблюдательных советов и подчиняет своим целям и интересам профессиональное руководство предприятий, в котором много бывших рабочих, достигших руководящих должностей благодаря своим стараниям и талантам. Подлинный руководитель экономики становится рабом финансиста. Он трудится над развитием фабрики, в то время как она может в один прекрасный момент стать банкротом в результате биржевой спекуляции, о которой он ничего не знает. Снизу же организм экономики медленно, но верно разрушается профсоюзом рабочих вождей. Теоретическим оружием одних является ученая «либеральная» политэкономия, формирующая общественное мнение по экономическим вопросам и вмешивающаяся в законодательство со своими советами и установлениями. Теоретическим оружием других является Коммунистический манифест, на основе которого левые партии всех парламентов также вторгаются в законодательство. Обе представляют собой принцип «Интернационала», совершенно нигилистический и негативный: он направлен против исторических, ограничивающих форм — всякая форма, всякий вид всегда значит ограничение — наций, государства, национальной экономики, суммой которых и является «мировая экономика». Эти формы препятствуют реализации намерений финансовых воротил и профессиональных революционеров. Поэтому они отвергаются и подлежат уничтожению.

Но обе теории сегодня устарели. Все, что можно было сказать, уже сказано; и после 1918 года они настолько скомпрометировали себя предсказаниями — в направлении Нью-Йорка или Москвы — что их еще цитируют, но в них уже не верят. Мировая революция начиналась в их тени. Возможно, сегодня она достигла своего пика, но все еще не завершена, между тем она принимает формы, свободные от всякой теоретической болтовни.

Глава 15

Теперь можно указать на «успехи» мировой революции, достигнутые на сегодняшний момент. Она приблизилась к своей цели. Она уже не угрожает; она празднует триумф, она победила. И даже если ее приверженцы оспаривают этот факт, испытывая некое замешательство и переживая внутренний разлад, то здесь проявляется извечный рок человеческой истории, который с ужасающей ясностью показывает борцу, достигшему цели, что она совершенно отлична от той, к которой он стремился, и что чаще всего она не стоила таких страданий.

Подобный успех революции чудовищен. Он настолько ужасен для всех «белых» народов, что никто не видит или не осмеливается видеть все то, что имеет к ней отношение. Творцам не хватает смелости признаться в этом, а сохранившимся в буржуазии остаткам старого общества — назвать их. Путь от либерализма к большевизму вначале проходил через борьбу с политической властью. Сегодня она разрушена, разорвана, раздавлена. Снова, как в Риме времен Гракхов, стало ясно, что все созданное в течение веков небольшим числом крупных хищников, государственными мужами и завоевателями, может за короткое время быть уничтожено большим числом мелких хищников, человеческими паразитами. Старые, достопамятные формы государства лежат в руинах. Им на смену пришел бесформенный парламентаризм, груда обломков от былого авторитета, искусства правления и державной мудрости, на вершине которой происходит дележ добычи между партиями, этими ордами профессиональных политиков. Унаследованный суверенитет заменен выборами, которые дают возможность заработать все новым толпам неполноценных.

Среди этих партий повсюду присутствуют рабочие партии и их профсоюзы, преследующие политические цели экономическими средствами, а экономические – политическими средствами. В вопросах формирования руководства, в программах и методах агитации они стали задавать тон и для всех остальных. Все они борются за массы крупных городов, будоражат их теми же самыми бессмысленными надеждами и озлобляющими обвинениями. Уже ни одна из них не решается сказать, что стремится представлять другие части нации, а не «рабочего». Почти без исключений они относятся к нему как к привилегированному сословию – из-за страха или в надежде на победу на выборах. Почти во всех странах удалось развратить рабочего, сделать его самым претенциозным, самым недовольным и потому самым несчастным существом, сплавить его с чернью переулков в некую однородную массу, в «класс», вывести из него тот духовный тип пролетария, что гарантирует революционный успех одним своим существованием, что презирает усердие и достижения как предательство «дела». Верх его тщеславия заключается в том, чтобы стать вождем масс и носителем революции.