Годы в огне

В апреле 1919 года в лесу получили инструкцию, которую разработала 3-я Сибирская подпольная конференция большевиков. Директива требовала от партизан захватывать склады оружия и снаряжения, казенные и частные деньги врага; взрывать рельсы, мосты, шахты; разрушать станции и телеграф; захватывать или уничтожать продовольствие; готовить крестьян к активной борьбе, нападать на отдельные отряды белых.

Наступала пора решающих схваток в тылу Колчака.

* * *

Надо было прежде всего сломать коммуникации противника, вывести из строя рокаду[15], затруднить связь фронта и тыла.

В первых числах апреля группа Михаила Сорокина ушла на Самаро-Златоустовскую железную дорогу, и тотчас прервалось движение поездов на участке Златоуст — Миасс: подпольщики взорвали и разобрали путь, спилили столбы связи и вырезали провода.

В те же дни отправилась на Пермско-Челябинскую линию группа Федора Беспалова, и белое командование вынуждено было направить воинские части на перегоны между Кыштымом и Уфалеем. Солдаты день и ночь чинили покореженный путь.

Партизаны могли бы сделать много больше, но остро не хватало оружия. Выполняя инструкции Центра, боевики нападали на склады, разоружали полицию и солдат. Однако это были крохи в сравнении с нуждой.

Еще в марте челябинцы обрушились на интендантский склад города, захватили оружие и боеприпасы. Но Соймановской долине они смогли выделить всего двадцать четыре винтовки, пять наганов, немного патронов и пироксилиновых шашек.

Были не только удачи. В том же апреле на явку отряда в Карабаш пришел челябинский железнодорожник Петухов. Подпольщик принес черную весть: провокатор Образцов выдал врагу весь Центр, и колчаковская охранка схватила шестьдесят шесть человек. Вождям челябинского подполья Софье Кривой, Дмитрию Кудрявцеву, Вениамину Гершбергу, Залману Лобкову, Алексею Григорьеву и многим другим, без всякого сомнения, грозила мучительная смерть.

В Карабашском отряде царил необъявленный траур. Порвались налаженные связи, многократно возросла опасность провала, надо было подготовиться к приему людей, которых мог еще выдать Образцов.

Пришлось немедля менять пароли, готовить новые явочные квартиры, усилить охрану лагеря, день и ночь наблюдать за «почтовыми ящиками». В лесу почти круглые сутки рыли новые блиндажи, сооружали командный и наблюдательный пункты, а также добавочные тайники.

Вскоре посланцы отряда отправились в Челябинск: надо было наладить связи с уцелевшим подпольем.

Десятого апреля, поздно вечером, одиннадцать челябинцев и карабашцев собрались в подвале дома Моисея Прокудина, отца Ивана. Прежде всего решили тотчас переправить на базы Соймановской долины всех подпольщиков Южноуралья, которых знал Образцов. Люди эти пока спасались в подвалах и на чердаках, но оставаться в городе все равно было опасно. Затем обсудили план диверсий и пропаганды.

Призывая к мщению, боевики понимали, что сами обязаны подать пример. Такой случай вскоре представился. Челябинск сообщил Карабашу: с пятнадцатого по двадцать пятое мая в Уфу отправляются семь поездов с войсками. Центр распорядился вывести из строя железную дорогу.

Снова группы Михаила Сорокина и Федора Беспалова рвали рельсы и мосты, городили завалы, не давая эшелонам двигаться к фронту.

В пору, когда над горами гремели майские грозы, красные начали свой железный марш на восток. Большевики взяли Бугуруслан, Белебей, Бугульму; рабоче-крестьянские дивизии шли на Уфу.

Руководители челябинского подполья решили провести в Карабаше съезд коммунистов окрестных городов, выработать общий план борьбы.

Девять дней, с первого июня, работала партийная конференция. Карабашских боевиков представляли Петр Никитин, Петр Костерин и Константин Булычев. Кроме них присутствовали начальники служб штаба, командиры групп и вожаки отрядной агентуры.

Было решено всеми силами срывать эвакуацию заводов и шахт, уничтожать врага, и везде, где можно, собственными силами восстанавливать Советскую власть.

Конференция обязала партизан связаться со штабом 5-й красной армии и выполнять его приказы. Утвердили руководство отряда. Его командиром стал Федор Кузьмич Зайков, унтер-офицер старой армии, бежавший из колчаковской тюрьмы. Комиссаром назначили Петра Акимовича Никитина, начальником контрразведки Ивана Моисеевича Прокудина. За экспроприации отвечал Николай Сорокин, за боевое снабжение — Петр Пичугов.

* * *

Лоза дочитала последнюю страницу папки, завязала тесемки и несколько секунд сидела без движения.

— Они плохо знали, с кем связались, — вслух произнесла она. — Урал не простит вам крови, господа!

Передавая бумаги Яну Вилисовичу, сказала убежденно:

— Я все запомнил, что следует. Все, что может понадобиться в работе.

— Что же вы запомнили, молодой человек?

Ответ последовал после короткой паузы:

— Мне было приятно читать, Ян Вилисович.

— Вот как! Почему же? — удивился чекист.

— В отряде люди, с которыми можно делать дела.

— Да… да… это верно. Что же еще извлекли вы из записей?

— Явки. Клички командиров. Базы. Этого хватит для начала. Когда идти?

— А как? Вы подумали?

— Да. Тайгою. Через Юрму. Напрямик. Так — по карте.