— Слушала богослужение.
Сара огляделась. В зале было жарко и многолюдно. Стены были покрыты золотыми листьями, инкрустированными по коричневому фону. Люди постоянно проходили мимо, входили, выходили. Официант принес вино. Мартин наполнил бокал Сары.
— Не знал, что ты посещаешь службы, — сказал он, посмотрев на молитвенник.
Сара не ответила. Она все смотрела вокруг, на входящих и выходящих людей, и понемногу отпивала вино. На ее щеках начал проступать румянец. Она взяла нож и вилку и принялась за превосходную баранину. Несколько минут ели в молчании.
Мартину хотелось разговорить ее.
— И что же, Сэл, — спросил он, дотронувшись до книжечки, — ты в этом находишь?
Она открыла молитвенник наугад и начала читать со своей обычной интонацией:
— «Непостижим Отец, непостижим Сын…»[45]
— Тихо! — прервал ее Мартин. — Люди слышат.
Из уважения к нему она стала вести себя, как дама, пришедшая в ресторан обедать с кавалером.
— А что ты делал у собора? — спросила Сара.
— Жалел, что не стал архитектором. Вместо этого меня отправили в армию, которую я ненавидел! — с чувством ответил Мартин.
— Тихо! — шепнула Сара. — Люди слышат.
Он быстро оглянулся, а затем рассмеялся. Официант поставил на стол пирожные. Опять стали есть молча. Мартин вновь наполнил бокал Сары. Ее щеки горели, глаза блестели. Он завидовал наполнявшему ее чувству всеобщего благополучия, которое он и сам раньше испытывал, выпив бокал вина. Вино было кстати — оно снимало преграды. Он хотел разговорить ее.
— Я не знал, что ты посещаешь службы, — сказал он, глядя на молитвенник. — И что ты об этом думаешь?
Сара тоже посмотрела на молитвенник. Затем постучала по нему вилкой.
— А что думают
— Почти то же самое, что думает Кросби, когда приходит ко мне, — сказал Мартин. Он вспомнил старушку, стоявшую у двери его комнаты с пижамной рубашкой на руке, вспомнил преданное выражение на ее лице. — Для Кросби я бог, — объяснил он, подкладывая Саре брюссельской капусты.
— Бог старой Кросби! — засмеялась Сара. — Всемогущий, всесильный Мартин!
Она подняла бокал в его честь. Она что, смеется над ним? — подумал он. Он надеялся, что не кажется ей слишком старым.
— Ты ведь помнишь Кросби? — спросил он. — Она на пенсии, а пес ее умер.
— На пенсии, а пес умер? — переспросила Сара.
Она опять посмотрела через плечо. Разговаривать в ресторане было невозможно, беседа распадалась на мелкие фрагменты. Мимо без конца проходили служащие из Сити в аккуратных полосатых костюмах и котелках.
— Это хороший храм, — сказала Сара, глянув на Мартина.
Она вернулась к теме собора, понял Мартин.
— Великолепный, — согласился он. — Ты смотрела на статуи?
Вошел человек, которого Мартин узнал: Эрридж, биржевой маклер. Он поманил Мартина пальцем. Мартин встал и отошел поговорить с ним. Когда он вернулся, Сара уже опять наполнила свой бокал. Она сидела и смотрела на людей, точно была маленькой девочкой, которую он привел на рождественский сказочный спектакль.
— Какие планы на вечер? — спросил Мартин.
— В четыре — на Круглый пруд, — сказала Сара, постукивая ладонью по столу. — В четыре — на Круглый пруд.
Теперь она перешла, подумал Мартин, в сонное благодушие, следующее за сытным обедом с вином.
— С кем-нибудь встречаешься там?
— Да, с Мэгги.
Помолчали. До них долетали обрывки чужих разговоров. Человек, к которому отходил Мартин, удаляясь, тронул его за плечо.
— В среду в восемь, — сказал он.
— Точно, — откликнулся Мартин и сделал пометку в своей записной книжке.
— А какие планы на вечер у тебя? — спросила Сара.
— Надо навестить сестру в тюрьме, — сказал Мартин, поджигая сигарету.
— В тюрьме?
— Розу. Она сидит за то, что бросила камень.
— Рыжая Роза, красная Роза, — начала Сара, опять потянувшись за вином, — дикая Роза, колючая Роза…
— Не надо, — сказал Мартин, закрыв ладонью горлышко бутылки. — Тебе хватит.
Она немного возбуждена. Надо ее утихомирить. Люди все слышат.
— Дьявольски неприятная штука, — сказал он, — сидеть в тюрьме.
Она придвинула к себе бокал и сидела, уставившись на него, словно механизм ее мозга внезапно отключился. Она была очень похожа на мать, только смеялась по-другому.
Мартину хотелось поговорить с ней о ее матери. Но разговаривать было невозможно. Слишком много людей слушает, к тому же они курят. Дым, смешанный с мясным запахом, создавал духоту. Мартин вспоминал прошлое, когда Сара воскликнула:
— Сидит на трехногом стуле, и в нее впихивают мясо![46]
Мартин очнулся от воспоминаний. Она имеет в виду Розу?
— Камень наделал дел! — Сара засмеялась, взмахнув в воздухе вилкой. — «Сверните карту Европы, — сказал он лакею. — Я не верю в силу»[47]
.Она положила вилку на тарелку, так что сливовая косточка подпрыгнула. Мартин огляделся. Люди слушали. Он встал.
— Ну, пойдем? Если ты сыта.
Она поднялась и стала искать свое пальто.
— Я получила удовольствие, — сказала она, беря пальто. — Спасибо, Мартин, за вкусный обед.
Он подозвал официанта, который с готовностью подошел и выписал счет. Мартин положил на тарелку соверен. Сара начала продевать руки в рукава пальто.