Я живу в Азии, в океане узких чёрных глаз. Меня окружают комиксовые страсти и страсть к комиксам, звериная экспрессия в выражении несуществующих эмоций, картонная дорогая жизнь. Иной раз японская речь, произнесённая каркающим или сверлящим голосом, заставляет меня вздрагивать, а непуганую японскую собачку в шляпке с полями неудержимо хочется поддеть ногой, по причине несоответствия поведения с текущим воплощением. Но я живу в Азии. Почему? И почему люди вообще едут жить за границу? Есть незатейливое объяснение на «почему» — работа, семья, учёба. Но эти, якобы объективные причины ищутся, находятся, создаются, то есть, так или иначе, складываются самим человеком, подтасовываются подо что-то совсем другое. Что такое это «другое»? Это не любопытство, не ненасытность ума. «Другое» остается, когда любопытство уже давным-давно довольно спит.
Для меня погружение в Азию это способ медитации, движения к центру. Через чужой воздух, способ жизни, вибрацию чужих алфавитов, иная, скрытая часть души начинает проявлять себя, тянет свои тонкие корни. Потому что в Азии нет привычных аналогий. Чтобы вплести себя в «восточную» реальность, нужны дремлющие свойства psiche. Именно вплести, не отвергая, но и не растворяясь в Японии.
Я видела русских, которых подавила и поглотила в себе Япония. Они блестяще владеют языком и принимают буквально всё японское как свою религию. Япония ничего не оставляет в них от них самих. Это бесцветные, неинтересные существа, сделавшие шаг назад в своей истории. И видела русских, которые «боятся» и внутренне отвергают Японию. Чтобы не сойти с ума, они держаться стайками, сберегая как веру, домашние привычки. Вечерами они варят борщ и одержимо экономят иены, для того чтобы на родине варить борщ как можно гуще. Они и не пытаются и не хотят понять Японию, и Япония ничего не даёт им. Даже более, бережет себя от них, моделируя ситуации, в которых кушать борщ гораздо безопасней.
ИНОСТРАНЦЫ
В восьмидесятые годы прошлого века, в журнале «Новый мир» появился неоконченный роман Владимира Высоцкого. Необработанные наброски того романа не оставили в памяти следа, только одна строчка, само название романа: «А девочки любили иностранцев».
То, что девочки любят иностранцев, правдей-шая правда из списка того, что вообще любят девочки. Все девочки на свете. Всевозможные.
Почему русские девочки любят иностранцев, очевидно. В кармане у иностранца любовно отложены денежки, которые тот привёз в Россию именно для того, чтобы потратить их на русскую девочку. А во времена романа Высоцкого не только денежки, но и конфетки в золотых обертках, и духи, и «Мондорро», и другое барахло, которого сейчас полно, а тогда русские девчонки не видели. Не видели ни за деньги, ни без денег. Конечно, кроме тех девочек, которые любили иностранцев.
Но это объяснение совсем не объяснение по отношению к японским девочкам, которые бесконечно и как-то очень уж безголово любят иностранцев. Характерная картина в иммиграционном бюро: иностранец независимо от цвета кожи, сидит на двух стульях, жуёт, и его мысли где-то далеко. Или жует и громко разговаривает по телефону. Или жует и впивается взглядом в каждую входящую женщину. Его японка заполняет кипу бумаг, неотрывно смотрит на своего «божка», поправляя его рубашку каждые несколько минут. И так повсюду. Японки носятся с ними, как с малыми детьми. Получают визу, на-
ряжают их, кладут им в рот леденцы, заливают сверху пивом, подставляют ладошки для сплевывания жвачки, рожают от них детей и терпеливо ждут возвращения из многомесячных «деловых командировок» в бесконечность.
И причина этого явления не в особом качестве импортной мужской плоти.
В смешанных парах, японка плюс белый иностранец, самыми частыми представителями являются белые мужчины с лицами пройдох и телами, через край хлебнувшими жизненных утех. Может быть, даже утонувшими в них. Их волной прибивает к японскому берегу, как прибивает хлам прибой, потому что очертания их ломаных тел более всего напоминают кучи морского мусора. Ау, ау, ау, немолодые российские алконавты. Если вы хотя бы умеете плавать, то вас ждёт вполне обитаемый остров на восточном краю земли!
«Комки мусора» передают эстафетный флажок созданиям с глазами невинно избитых младенцев. Евреи — это феномен. Прогрессирование их количества в Японии говорит о том, что японцам пока совершенно незнаком этот феномен. Оттого японская доверчивость в этом вопросе не имеет границ.
За «невинно избитыми младенцами» следуют белёсые мальчики с внешностью мало интересной для белых женщин, даже для белых женщин с аналогичной бесцветной внешностью.
Иностранец в японском языке обозначается как «гайко-кудзин», в разговорном языке «гайдзин», буквально иночело-век. Так вот к категории «гай» не относятся корейцы, или китайцы, то есть все желтые собратья по расе. Отсутствие международного опыта уравнивает в японском мозгу белую, черную и многоцветную индо-арабскую плоть! Ошеломившим меня фактом является то, что на одну доску попадают