Гоголь

Комната, несмотря на летнее время, была тепло натоплена. В ней чувствовался слабый запах ладана, как и во всем доме. Граф Александр Петрович часто служил на дому молебны. Большая комната была устлана зеленым ковром, с двумя диванами по стенам. Кафельная печь с топкой заставлена экраном из цветной тафты. В углу дверь, которая вела в меньшую комнату — спальную. Посреди кабинета стоял большой стол, покрытый темно-зеленым сукном, перед диваном — второй, круглый. Оба стола завалены книгами, лежавшими кучками одна на другой. «Христианское чтение», «Начертание церковной библейской истории», «Быт русского народа» Сахарова, греко-латинский словарь, библия, молитвослов перемешаны были с сочинениями Батюшкова, номерами журналов «Москвитянин» и «Современник». В углу висел образ Христа, перед которым день и ночь теплилась лампадка.

В дверь постучали. Гоголь прикрыл написанное бюваром и сказал:

— Войдите!

Вошел слуга Семен, молодой парень, приехавший с ним из Васильевки.

— До вас, пане, прийшлы, — торжественно доложил он.

Пришедшим оказался Лев Иванович Арнольди, сводный брат Александры Осиповны, который служил чиновником в Калуге под начальством ее мужа.

Он оказался довольно щеголевато одетым молодым человеком, жизнерадостным и благодушным.

Смуглый цвет лица и тонкий профиль напоминали наружность его сестры. Арнольди представился Гоголю, который видел его впервые, и сообщил ему, что Александра Осиповна прибыла из Калуги в Москву. Она остановилась в гостинице «Дрезден» и ждет его к себе. Гоголь взял серую пуховую шляпу и палку и направился вместе с Арнольди к Александре Осиповне.

— Дорогой друг! — радостно приветствовал он ее. — Теперь я, кажется, знаком с обоими вашими братьями!

Разговор перешел на состояние ее здоровья. Александра Осиповна последнее время сильно недомогала. Расходились нервы, ей стало казаться, что она скоро умрет. Боязнь надвигающейся старости и одиночество в провинциальной глуши превратили ее в набожную богомолку. Даже от своих многочисленных, подчас мнимых, болезней она лечилась чтением проповедей и старательным выполнением православных обрядов. Александра Осиповна рассказывала, что она настолько физически ослабла, что ее водят под руки, самой ей даже трудно читать.

— Тяжело мне жить на свете. Голова плоха, нервы ничто не успокаивает, — жаловалась она Гоголю.

— Много бы я заплатил за то, чтобы успокоились ваши нервы и вы бы отдохнули хоть на время! — утешал ее Гоголь, советуя молиться и уповать на милость господню.

— Во время болезни моей сильно молились обо мне некоторые добрые души. Теперь с каждым днем заметно укрепляюсь.

Александра Осиповна просила рассказать об его поездке в Иерусалим.

— Теперь уже поздно, — ответил Гоголь, — вам пора и на отдых. Лучше когда-нибудь в другой раз. Скажу вам только, что природа там нисколько не похожа на все то, что мы с вами видели: она поражает вас своим великолепием.

На другой день Александра Осиповна приехала к Гоголю на Никитский бульвар вместе с братом. На конторке лежала рукопись, которую Гоголь тщательно прикрыл от посторонних глаз.

— А как ваши «Мертвые души», Николай Васильевич? — спросила Смирнова.

— Да так себе, подвигаются понемногу. Вот приеду к вам в Калугу, и мы почитаем. Я вернулся в Москву с тем, чтобы засесть за них. С их окончанием у меня соединено все, даже средства существования. А то я, как видите, живу у друзей и не плачу ни копеечки!

— Скоро ли закончите? — настаивала Александра Осиповна.

— Сначала работа шла хорошо, — хмуро ответил Гоголь. — Часть зимы провелась отлично, потом опять отупела голова, не стало благодатного настроения и высокого размягчения душевного, во время которого вдохновенно совершается работа. И все во мне вдруг ожесточилось, сердце очерствело.

Александра Осиповна стала уговаривать Гоголя не поддаваться дурным настроениям, ехать с нею вместе в Калугу и там отдохнуть.

Они условились, что Гоголь поедет в Калугу с Арнольди вслед за Александрой Осиповной, так как ей необходимо было срочно возвращаться. В назначенный день Гоголь явился к Арнольди с маленьким чемоданом и большим портфелем, в котором он всегда возил свои рукописи. Подали легкий, удобный тарантас. Гоголь был доволен экипажем и уверял Арнольди, что в телегах и тарантасах ездить очень здорово, особенно людям, подверженным ипохондрии и геморрою.