Гоголь и географическое воображение романтизма

Со страхом передаю я публике ряд статей, коих содержание родилось в голове моей при виде великих картин природы на океане, в лесах, покрывающих берега Ориноко, в степях Венецуэлы, на пустынных горах Перуанских и Мексиканских. <…> каждая статья должна составить одно, в самом себе, замкнутое целое; во всех их равномерно должно высказываться одно и то же стремление. Такая изящная обработка предметов Естественной Истории представляет большие затруднения, несмотря на всю величественную силу и гибкость языка. Богатство природы заставляет схватывать вдруг много образов, а такое собрание нарушает спокойствие и общее впечатление картины. При действии чувства и воображения слог превращается в поэтическое повествование[167].

В «Картинах природы» Гумбольдт ставил себе двойную цель: с одной стороны, «бросить общий взгляд на всю природу, доказать общее действие сил, ее оживляющих», а с другой – «возобновить наслаждение, получаемое чувствительным человеком при непосредственном воззрении на тропические страны»[168]. Сочетание научно-эстетических целей соответствовало представлению ученого о том, что наслаждение, получаемое при созерцании красоты природы, еще увеличивается, когда к нему добавляется «рассматривание внутреннего отношения сил природы»[169]. Танг считает, что описания разных ландшафтов в «Картинах природы» были построены как пейзажи настроения, и раскрывает использованные для научного дискурса техники, взятые Гумбольдтом из области пейзажной живописи. Работая над основными структурными чертами, сообщающими вегетации одного или другого региона индивидуальный облик, Гумбольдт оговаривал разнообразие или однообразие растений, их контрасты и сочетания, относительные величины растительных масс и т. п. К тому же он описывал профили гор, цвет неба, формы облаков, яркость света, прозрачность воздуха, животных. Танг считает, что целью Гумбольдта была настолько верная репрезентация индивидуальности пейзажа, как если бы это был портрет, по которому опознается личность[170]. Поэтому исследователь предполагает двойной подход к пейзажу Гумбольдта – с точки зрения эстетики и науки одновременно. Сказанное может объяснить, почему Гоголь, создавая свой концептуальный пейзаж в «Тарасе Бульбе», обратился к описанию степей в «Картинах природы» Гумбольдта, о чем речь пойдет в следующих главах книги.

Свойственное Гумбольдту на протяжении всей жизни убеждение в том, что анализу видимых форм природы географ должен учиться у живописца и что живопись является важным источником науки о земле, нашло полное выражение в его «Космосе» (1845–1862). В этом итоговом произведении ученый посвятил пейзажу большую отдельную главу «Средства, побуждающие к изучению природы», в которой был дан исторический анализ двух наиболее важных для него областей искусства – поэзии и живописи – в их отношении к географии[171]. Рассмотрение поэтического пейзажа Гумбольдт начинает с исследования отражений чувства природы у разных народов и в разные эпохи от Гомера и античных авторов до Г. Форстера – своего учителя, участника второй экспедиции капитана Дж. Кука, которую Форстер описал в «Путешествии вокруг света» (1777). Интересно отметить, что, превознося Форстера как писателя-путешественника, «одаренного эстетическим чувством», «свежо сохраняющего в себе впечатления природы», он противопоставляет его Ж. Делилю – как поэту, не обладавшему чувством природы. Умозрительная поэзия Делиля, при всем «утонченном искусстве языка», по словам Гумбольдта, не может считаться «поэтическим воспроизведением природы», «чужда вдохновению» и «лишена поэтической почвы»[172]. «Поэтическое» в словаре Гумбольдта предполагало живое чувство природы, достигаемое только в непосредственном контакте с ней, что приближало поэзию к географии, а географию делало поэзией.