Гоголь и среда пребывания

Судя по всему, этот урок Гоголя был усвоен Ивановым. В то же время несомненно и то, что Иванов, при его весьма критическом отношении к tableaux de genre (сохранившемся у него, кстати, до конца жизни), мог приняться за бытовые, «жанровые» картины лишь в том случае, если их содержание не уступало содержанию картин высокого жанра – его работам из Священного Писания или российской истории. Именно такими жанровыми картинами, исполненными «достойного» для исторического живописца смысла, и стали, – в наибольшей, среди других ивановских «жанров», мере, – с одной стороны, рисунки художника к немой сцене «Ревизора», с другой – акварель «Октябрьский праздник в Риме. Сцена в лоджии. (Приглашение к танцу)». Обратим внимание на многочисленные композиционные соответствия между акварелью «Октябрьский праздник» и «Явлением Мессии». Акварель как бы зеркально, с обратной перспективой повторяет картину. Высокой фигуре Иоанна Крестителя, держащего крест, соответствует здесь долговязый англичанин с тростью в руке; за спиной его четыре господина в шляпах напоминают четырех апостолов за спиной Иоанна Предтечи. Образам опирающегося на палку старика и юноши, выходящих из воды, в левом нижнем углу картины, отвечают здесь фигуры сидящей старухи и стоящей за ее стулом девушки в углу справа. М. М. Алленов отмечает, что мотив сопоставления юности и старости в группе старика и мальчика, выходящих из воды, получил законченное оформление именно в пору знакомства Иванова с Гоголем. Исследователь усматривает родство этого сопоставления со строками шестой, «плюшкинской» главы гоголевской поэмы, с противопоставлением здесь юности и «бесчеловечной старости». Далее. Группа женщин слева на акварели напоминает группу сходящих с холма фарисеев в картине. Два возвышающихся над ними воина-всадника угадываются в акварели в фигурах двух господ в цилиндрах в находящейся неподалеку соседней лоджии. На месте же Спасителя изображен в акварели Колизей – римский цирк, политый кровью христианских мучеников, отдаваемых на съедение зверям. Каков же смысл ивановской акварели и как она соотносится с «Явлением Мессии»? В дневнике Ф. В. Чижова, проживавшего в Риме и общавшегося с Гоголем и Ивановым, сохранилась запись от 8 декабря 1842 года об этой акварели: «…Сейчас возвратился я из мастерской Александра Андреевича Иванова. Он показывал мне два своих рисунка, приготовляемые им для <великой княгини> Марии Николаевны. Он не знает, какой выбрать. Один представляет римский танец il sospiro <вздох; ит.>. Дело состоит в том, что одна девушка стоит на коленях, кругом нее танцует другая; стоящая на коленях вздыхает, та, которая танцует, спрашивает: кто украл у тебя сердце, та в ответ показывает на кого-нибудь из зрителей, и тот волею или неволею должен пуститься в пляску. Последний момент изображен на картинке: девушка показала на длинного англичанина, и другая тащит его насильно. Все присутствующие хохочут. Другая – простое пиршество римлян на Роnte mol о… Я, когда посмотрел обе картинки, – выбрал последнюю… Приходит Гоголь и диктаторским тоном произносит приговор в пользу первой, говоря, что она в сравнении с тою – историческая картина, а та genre, что тут каждое лицо требует отдельного выражения, а там группы. Одним словом, что первая выше последней, и во всем этом у него был решительный приговор и никакого внимания к бедному моему суждению». Таким образом, оказывается, и в судьбе этой акварели принимал непосредственное участие Гоголь.

Очевидно, что в представлении о поэте, художнике как настоящем «пророке», призванном противостоять обольщениям и соблазнам мира, ведущим к духовной и физической смерти, Гоголь обрел себе в Иванове единомышленника. Подобно Гоголю, ниспадение и «обмирщение» пророка Иванов осмысливает прямо в свете грехопадения Адама».

В кн.: Виноградов И. А. Александр Иванов в письмах, документах, воспоминаниях. М., 2001. С. 686–689, 694.

Упиваясь древностью и красотой Рима, интересовался ли Гоголь современностью?

Когда кто-то намекнул ему на грядущие революции в Европе, он кратко ответил, что об этом мнении знает, но, как и Шеллинг, был против революций. После революции 1848 г. перестал ездить по свету, с декабря 1848 г. поселился в Москве у графа А. П. Толстого на Никитском бульваре, потому что граф «любил тишину».

Но еще раз вернемся в Рим, на виллу Зинаиды Волконской, где Гоголь мог слышать недовольные речи гвардейских русских офицеров в отношении Николая I. Он слушал, впитывал в себя, но всегда оставался доброжелательным к власти. Один только раз он позволил себе высказаться жестко о России в беседе с двумя польскими ксендзами, что Россия будто бы колосс на глиняных ногах, сверху давит сила, но нет внутри духа.

В целом же он всю жизнь придерживался охранительных начал.

Для многих русских, приехавших в Рим, Гоголь был незаменимым путеводителем, глубоко знающим и любящим историю итальянского искусства. Он составлял план посещений наиболее известных достопримечательностей города.