Гоголь и среда пребывания

Подобные записи, а также списки книг по истории Рима и Италии, встречающиеся в черновых книгах Гоголя, убеждают в его подлинном интересе к Риму и его судьбам еще задолго до того времени, когда Гоголь попал в Рим. Этот интерес вооружил Гоголя немалыми знаниями, пригодившимися ему, когда ему пришлось лицом к лицу знакомиться с Римом. В специальной работе Б. А. Грифцова «Рим» (М., 1916, 2-е изд.) Гоголь – в его любви, знании и понимании Рима – справедливо сопоставляется с Шатобрианом и Стендалем; говоря о незаконченной повести «Рим», Б. А. Грифцов верно замечает: «Отдаваясь этому миру (Риму), Гоголь почти забывает о нити своего повествования, и тем более закрыты живописностью народной жизни и развалин, непосредственною силою Рима, те моральные идеи, ради которых он задумывал повесть». «Рим» остался незаконченным оттого, что Гоголь не мог сделать «Вечный город» только местом и фоном рассказа: рассказав в «Риме» о Риме, Гоголь покончил с главным и единственным действующим лицом своего повествования, и продолжать его не было смысла и интереса.

Продолжал свой рассказ о Риме Гоголь только изустно: это был рассказ, вечно-новый и свежий, чичероне, влюбленного в Рим. Гоголь любил учить любви к Риму всех друзей своих, заезжавших в Италию: в 1838–1839 г. – Жуковского (см. письмо А. С. Данилевскому от 5 февраля 1839 г.), в том же году через месяц – другого заезжего – Погодина (М. П. Погодин. «Отрывок из записок», Русский Архив, 1865, с. 888). В 1841 г. Гоголь учил Риму третьего русского приезжего, Анненкова: «Он повел меня к Форуму, – вспоминает П. В. Анненков, – останавливал излишнюю ярость любопытства, обыкновенные новичкам порывы к частностям, и только указывал точки, с которых должно смотреть на целое, и способы понимать его. В Колизее он посадил меня на нижних градинах, рядом с собою, и обводя глазами чудное здание, советовал на первый раз только проникнуться им. Вообще он показывал Рим с таким наслаждением, как будто сам открыл его…» (цит. по изд. «Academia», 1928, с. 39).

В ноябре 1842 г. Гоголь узнал, что А. О. Смирнова приехала во Флоренцию, и принялся усиленно звать ее в Рим, где жил тогда вместе с больным поэтом Н. М. Языковым (см. письмо к ней от 17 декабря 1842 г.). Смирнова послушалась Гоголя: выслала вперед брата, Аркадия Россета, для приискания помещения и в конце января 1843 г. прибыла с семьей в Рим. Об этом, по записи самой А. О. Смирновой, рассказывает П. А. Кулиш: «Приехали на Piazza Trojana, в Palazzetto Valentini (площадь Трояна, в палаццо Валентини). Верхний этаж был освещен. На лестницу выбежал Гоголь, с протянутыми руками и с лицом, сияющим радостью. «Всё готово, – сказал он. – Обед вас ожидает, и мы с Аркадием Осиповичем уже распорядились. Квартиру эту я нашел. Воздух будет хорош; Корсо под рукою, а что всего лучше – вы близко от Колизея и foro Boario». Поговорив немного, он отправился домой с обещанием прийти на другой день. В самом деле, на другой день он пришел в час, спросил карандаш и лоскуток бумаги и начал писать: «Куда следует Александре Осиповне наведываться между делом и бездельем, между визитами и проч., проч.» В этот день Гоголь был с г-жей Смирновой во многих местах и кончил обозрение Рима церковью святого Петра. Он возил с собою бумажку и везде что-нибудь отмечал; наконец написал: «Петром осталась Александра Осиповна довольна». Такие прогулки продолжались ежедневно в течение недели, и Гоголь направлял их так, что они кончались всякий раз Петром. «Это так и следует. На Петра никак не наглядишься, хотя фасад у него и комодом»». («Записки о жизни Гоголя», II, с. 1–2). Гоголь выбрал Смирновой жилище в двух шагах от Колизея, Форума, Пантеона, Капитолийского музея, церкви Pietro in Vinculi с «Моисеем» Микеланджело.