Читаем Гоголь. Соловьев. Достоевский полностью

В прежних романах автор изображал судьбу человека «смутного времени» (Раскольников, князь Мышкин, Ставрогин), его занимала проблема сильной личности, потерявшей Бога и выпавшей из старого христианского миропорядка. В гениальных символах показал он страшную его свободу и трагическое одиночество. В «Подростке» он ставит вопрос не об отдельном человеке, а о человеческом обществе. Может ли человечество устроиться на земле без Бога. Эта религиозно–социальная идея предопределяет собой построение романа. Кризис общения показан в той органической ячейке, из которой вырастает общество, — в семье. Роман задумывается в форме «семейной хроники». Так же как и в «Бесах», действие концентрируется вокруг героя, но личность Версилова раскрывается иначе, чем личность Ставрогина. Герой «Бесов» связан с другими действующими лицами только идейно; личность Версилова включает в себя всю историю своего рода; она соборна. Ставрогин — идейный центр романа; Версилов — центр жизненный. Он родоначальник, отец и муж. Его трагическая судьба определяет участь его двойной семьи, его раздвоение переходит в раздвоение детей. Принцип концентрации действия вокруг героя получает новое, более глубокое обоснование. Действующие лица связаны с Версиловым натуральными кровными узами: они его дети или родственники. Шатов, Кирилов, Петр Верховенский — воплощенные идеи Ставрогина; Аркадий, Лиза, Анна Андреевна — части души Версилова, плоть от его плоти. Конфликты «Бесов» выражаются в борьбе учеников с учителем; конфликты «Подростка» — в раздоре между отцом и детьми. Идейная драма переходит в семейную трагедию.

В сложном контрапункте романа можно выделить несколько сюжетов, располагающихся по ступеням убывающей значительности. Главный сюжет, любовная жизнь Версилова, распадается на два мотива: любовь к жене и страсть к Ахматовой; второй сюжет, жизнеописание подростка, неразрывно сплетается с первым. Жизнь сына функционально зависит от жизни отца и обусловлена любовью–ненавистью, притяжением и отталкиванием. Далее идут два второстепенных сюжета: связь дочери Версилова, Лизы, с молодым князем Сокольским и интрига другой его дочери, Анны Андреевны, со старым князем Сокольским. Раздвоение чувств отца отражается на любовной жизни дочерей: романы Лизы и Анны Андреевны входят в судьбу Версилова, раскрывая ее соборную природу. На третьем плане помещаются эпизодические лица, захваченные центростремительной силой версиловского семейства. Все они помогают развитию действия и своим участием ведут его к катастрофе. Такими инструментами интриги являются тетушка Татьяна Павловна, Зверев, Крафт, Васин, Ламберт и его окружение, Дергачев и его кружок, Оля со своей матерью. Так, семейное начало организует огромный человеческий мир романа. Раздвоение в душе Версилова — искра, от которой вспыхивает пламя в его семье: оно распространяется на общество и охватывает его пожаром.

Искусство романиста проявляется в приемах сочетания и переплетения четырех сюжетов и нескольких эпизодов. Роман состоит из трех частей: первая посвящена экспозиции и первому этапу борьбы отца с сыном. Она заканчивается полной победой Версилова. Вторая показывает нам его духовный облик и подводит к тайне его страсти к Ахмаковой. Параллельно развиваются любовные истории его двух дочерей. В третьей, в преддверии катастрофы, вводится фигура странника Макара Долгорукого. Этот образ духовной красоты противоставляется хаосу распавшегося мира.

Принцип драматического построения тоже приобретает в романе новую силу. Единство времени проведено с удивительной последовательностью и подчеркнуто хронологическими определениями. Все разнообразные события первой части вмеща–ются в три дня, «19, 20 и 21 сентября прошлого года». События второй части происходят в течение трех дней: «15, 16 и 17   ноября». Наконец, катастрофа в третьей части тоже занимает «три роковых дня». Ни в одном романе Достоевского временные грани не обозначены так отчетливо: хаотический мир страстей и событий введен в строго очерченные рамки; высчитал не только дни, но иногда и минуты. Читатель имеет перед глазами часы и, по сравнению с математическим временем, может судить о стремительном ритме действия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное