Читаем Гоголь. Соловьев. Достоевский полностью

Тема «гордого уединения» проходит через все творчество Достоевского; в каждой душе есть<<подполье»; писатель гордился тем, что первый проник в эту тайну личности и изобразил ее как трагедию современного сознания. Величайшее метафизическое свое открьггие он приписывает влиянию Пушкина. «Уединение и спокойное сознание силы!» — восклицает подросток и цитирует: «С меня довольно сего сознанья… Я еще с детства, — продолжает он, — выучил наизусть монолог Скупого Вьщаря у Пушкина; выше этого по идее Пушкин ничего не производил».

Идея подростка о «уединении и могуществе» сталкивается с мечтой об отце. Чтоб окончательно замкнуться и «уйти в свою скорлупу», ему нужно убить мечту. Сплетни и двусмысленные отзывы о Вер -силове склоняют его к мысли, что он был влюблен в призрак. Версилов — жалкий, опустившийся человек, выброшенный из общества и позорно снесший пощечину. Аркадий пишет: «Ведь оказывается, что этот человек — лишь мечта моя, мечта с детских лет… Но не то смешно, когда я мечтал прежде «под одеялом», а то, что я приехал сюда для него же, опять-таки для этого выдуманного человека… Да и вина ли его в том, что я влюбился в него и создал из него фантастический идеалЪ Первая часть романа — борьба сына с «выдуманным отцом» — заканчивается превращением призрака в живого человека. Настоящий Версилов оказывается достойным любви сына; действительность прекраснее мечты. На драматическом эффекте «узнавания» построен финал первой части.

В семье своей Аркадий ведет себя надменно и угрюмо; с отцом у нега происходят резкие стычки. Через месяц наступает решительное объяснение. Версилов отгадывает его идею и насмешливо объявляет: «Я знаю сущность твоей идеи: во всяком случае, это: «я в пустыню удаляюсь!..» Моя мысль — что он хочет стать Ротшильдом или вроде того и удалиться в свое величие». Подросток изумлен его проницательностью; он гордился уединением, и вот скорлупа его разбита; весь он со своими мыслями и чувствами — включен в сознание отца. Этот реальный опыт духовного всеединства наносит смертельный удар его идее. «Я содрогнулся внутри себя, — записывает он. — Конечно, все это была случайность; он ничего не знал и говорил совсем не о том, хоть и помянул Ротшильда: но как он мог так верно определить мои чувства?»

Аркадий удивлен, но не побежден: он упорствует в намерении порвать с семьей и перед расставаньем мстит отцу рассказом о своем детстве. Во взволнованной, лирической исповеди — много личных воспоминаний автора. Нежнейшей поэзией полны эти страницы. «Помню около дома огромные деревья, липы кажется, потом иногда сильный свет солнца в отворенных окнах, палисадник с цветами, дорожку, а вас, мама, помню ясно, только в одном мгновении, когда меня в тамошней церкви раз причащали и вы меня приподняли принять Дары и поцеловать Чашу: это летом было и голубь пролетел насквозь через купол из окна в окно…»

Вспоминает он, как маленьким мальчиком впервые увидел отца: его нарядили в хорошенький синий сюртучок и повезли в барский дом, где остановился Версилов. Тот стоял перед зеркалом с тетрадью в руке и репетировал последний монолог Чацкого. Красота его и изящество поразили ребенка. Потом Аркадия напомадили, завили и повезли в карете на любительский спектакль к одной знатной даме. «Когда вы вышли, Андрей Петрович, — продолжает подросток, — я был в восторге до слез, почему, из-за чего — сам не понимал… Всю ночь я был в бреду, а на другой день, в десять часов, уже стоял у кабинета». Но мальчика не пустили, отец укатил из Москвы, и он больше его не видел. «Тем и кончилось, что свезли меня в пансион к Тушару, в вас влюбленного и невинного, Андрей Петрович». Начинается печальная жизнь ребенка у «французика парижского происхождения, разумеется, из сапожников». Тушар преследует его, попрекает незаконным происхождением, дает пощечины и, наконец, превращает в своего лакея. Мальчик решает бежать к отцу, но в последнюю минуту его охватывает отчаянье, и он остается. Исповедь свою Аркадий кончает словами: «Вот с самой этой минуты, когда я сознал, что я, сверх того, что лакей, вдобавок и трус, и началось настоящее, правильное мое развитие!»

В «Записках из подполья» Достоевский гениально анализировал болезнь сознания и открыл неведомый дотоле мир подпольной психологии. Неутоленная и оскорбленная жажда красоты «мечтателя» превращается в бессильную злобу и цинизм подпольного человека. Идея Ротшильда — подполье подростка; образ красоты мелькнул перед ним на миг в лице отца, и после светлого видения мрак действительности стал еще темнее. Отец обманул любовь сына — он оказался только актером, играющим роль Чацкого. Но Тушар не обманул; в его школе мальчик узнал правду о себе: он лакей и трус. Версилов и Тушар — символы раздвоения Аркадия. С раздвоения начинается болезнь сознания: в душе человека открывается смрадное подполье.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное