Роман написан в форме автобиографии двадцатилетнего юноши Аркадия Долгорукого, незаконного сына помещика Версилова. Это — «история его первых шагов на жизненном поприще». Начинается она с кратких сведений об отце. Помещик Версилов был женат на девушке из высшего света и имел от нее сына и дочь. Он прожил три состояния и, овдовев в двадцать пять лет, сошелся с женой своего садовника Макара Долгорукого, Софьей Андреевной; выкупил ее у мужа и увез за границу. Через год у него родился сын Аркадий, и еще через год — дочь Елизавета. Мальчик воспитывался вдали от семьи. «Я был, как выброшенный, — вспоминает он, — и чуть не с самого рождения помещен в чужих людях… До двадцатого года я почти не видал моей матери». На этом жизнеописание подростка обрывается. За месяц до 19 сентября, дата, с которой начинается его повесть, он в Москве решил «отказаться от всех и уйти в свою идею уже окончательно». Эта идея создалась у него еще с шестого класса гимназии, и ради нее он решил пожертвовать университетом. Отец предлагает ему приехать в Петербург и поступить на службу. Аркадия соблазняет это предложение, хотя он и боится, что новая жизнь отдалит его от главного — от идеи. Но страстное желание увидеть отца побеждает все сомнения. Решающей же причиной его отъезда из Москвы является некий «важнейший доку мент», который делает его «властелином и господином чужих судеб».
Он приезжает в Петербург, знакомится со своей семьей, служит секретарем у старого князя Сокольского, друга отца. Постепенно вовлекается в новую жизнь. Душевное раздвоение его усиливается; с одной стороны, загадочный мир отца, который волнует и влечет его, с другой — «идея», преследующая его неотступно. Он хочет узнать отца, чтобы судить его, и одновременно пытается осуществить свою идею: покупает на аукционе какой-то альбом и перепродает его с большим барышом. Версилов ведет процесс с князьями Сокольскими и выигрывает его; в руки Аркадия попадает письмо, из которого явствует, что права Версилова на наследство сомнительны. С каждой главой разрыв между идеей отца и идеей сына углубляется. Гордый мальчик обожает Версилова и бунтует против него. Он говорит: «Это правда, что появление этого человека в жизни моей, т. е. на миг, еще в первом детстве, было тем фатальным толчком, с которого началось мое сознание. Не встреться он мне тогда, мой ум, мой склад мыслей, моя судьба наверное была бы иная, несмотря даже на предопределенный мне судьбою характер, которого я бы все-таки не избегнул». Так ставится главная тема романа —
В душе подростка притяжение к отцу столь же сильно, как и отталкивание. Закону «всеединства» противополагается закон «обособления». Личность не хочет быть только частью целого, она претендует быть всем. Аркадий, выброшенный из семьи, забытый родителями, носит в сердце незаживающую рану. Он — оскорбленный и гордый мальчик, не прощающий обид. От унижений и страданий спасается в свою «идею». «Моя идея, — говорит он, — стать Ротшильдом». Если общение между людьми нарушено — не надо никакого общения. «Вся цель моей идеи — уединение… Тут тот же монастырь, те же подвиги схимничества». Он уже испытывал свои силы: жил впроголодь, от всего отказывался, упра–жнялся в аскетизме. Любящее сердце молодого мечтателя уязвлено равнодушием обожаемого отца, и он начинает ненавидеть людей. «Может быть, с самых первых мечтаний моих, т. е. чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя, как на первом месте, всегда и во всех оборотах жизни… С двенадцати лет я думаю, т. е. почти с зарождения правильного сознания, я стал не любить людей… Да, я жаждал могущества всю мою жизнь, могущества и уединения… Уединение и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы». Мир, созданный Богом, управляется центростремительной силой, единством в любви; гордая личность проти опоставляет ему силу центробежную — могущество в уединении. Достоевс кий, творец величайших современных тра гедий, создает динамический образ миро вой стор и и перед ним открывается трагическое зрелище противоборства двух сил: божественного «собирания воедино» и демонического разъединения и раздроб ления. Объединяющей любви он проти воставляет не ненависть, а