Тихонравов отмечает: «Одною из характеристических особенностей творчества Гоголя была медленность в разработке идеи и формы произведения: разработка и переработка написанного произведения совершалась в течение целых годов, по частям, отрывками, одновременно с работою над несколькими другими произведениями, в перекрестных направлениях». Начав еще в 1838 году создание новой редакции «Тараса Бульбы», он лишь в данное московское пребывание, одновременно с работой над «Мертвыми душами», заканчивает ее. Небезынтересно, что «…вся рукопись списана рукою того же писца, которым переписаны для цензуры последние девять глав первого тома «Мертвых душ». К переписке набело последней редакции «Тараса Бульбы» этот писец мог приступить не ранее января 1842 года, т. е. только по окончании копии «Мертвых душ». Так, хотя и приближенно, определяется время завершения Гоголем окончательного текста этой, по словам Белинского, «дивной эпопеи». Труд Гоголя не был только литературной правкой. Некоторые главы были кардинально переработаны наново, введены новые эпизоды, дополнены исторические детали. В числе других исторических трудов была использована тогда еще не напечатанная «История о козаках запорожских» Мышецкого. С ней, считает Тихонравов, «Гоголь, может быть, познакомился в рукописи погодинского древлехранилища»18. Так, в Москве после: заключительной доработки эпопея Гоголя стала, по определению Белинского, «вдвое обширнее и бесконечно прекраснее… Он исчерпал в ней всю жизнь исторической Малороссии и в дивном художественном создании навсегда запечатлел ее духовный образ… Вся поэма приняла еще более возвышенный тон…»19.
Примечательна необычайная работоспособность Гоголя в эти месяцы. Еще в 1837 году в Риме он начал работу над второй редакцией «Портрета». По мнению советских исследователей, именно в Москве в конце февраля – начале марта 1842 года он завершает окончательную отделку текста и посылает повесть в петербургский «Современник».
Связанный столь углубленной творческой работой, Гоголь в этот приезд реже посещает московских знакомых, за исключением, может быть, Аксаковых, у которых он по-прежнему бывает «очень часто, почти всякий день»20. Не менее часто его можно было видеть и у Хомяковых. «Я их люблю, у них я отдыхаю душой», – пишет он 10 февраля 1842 года М.М. Языкову, брату Е.М. Хомяковой21. Но, очевидно, попрежнему избегает принимать участие в салонных литературных боях и спорах. Еще в 1840 году Е. М. Хомякова писала брату: «Я люблю Гоголя… Все здесь нападают на Гоголя, говоря, что, слушая его разговор, нельзя предполагать в нем чего-нибудь необыкновенного… У них, кто не кричит, тот и глуп»22. Хомяковы в это время переехали в наемную квартиру в дом Нечаева на Арбате (не сохранился, ныне № 23) [19] .
Алексей Степанович Хомяков
Екатерина Михайловна Хомякова (урожденная Языкова)