Гойда

Не столь длительны были сборы, сколь длительны были приготовления в Кремле. Суета навелась точно в осином рое – думные бояре уж было разделили меж собою весь Кремль, да каждый принялся блюсти чистоту и порядок на вверенном ему месте. Немало крестьянских спин изодрали в кровь господские плети, ибо приготовления все происходили в полной неразберихе, оттого те не могли исполнить службы своей, ибо получали помногу поручений, и каждое было супротив прошлого. Притом порученья те исходить могли как от разных господ, так и из одних уст.

Мели да окна намывали не только лишь в царских палатах. Вместе с тем подняли на уши и всё духовенство. Велено было под страхом смерти всякую часовенку прибрать да до блеска натереть, дабы не омрачать приезд великого царя безверием своим да мерзостью запустения. Все служители, от мала до велика, до последнего отрока-послушника только и делали, что выметали весь сор, счищали гарь да подкрашивали стены, где фрески уж иссохлись да спали.

Купцы тотчас же стали отдавать своё добро, едва ли торгуясь, ибо знали, ежели какую вещь и заприметит опричник или, не приведи Господь, сам Иоанн Васильевич – так всё, пиши пропало! Придётся расставаться либо с товаром, либо с головою, а ежели вздумаешь торговаться – так лишишься обоих.

Немало сил затрачено было, да любо было нынче глядеть на Москву – вся красовалась пред царём всея Руси. В тот же день на площади уж ставили висельницу. Она уродливо торчала посреди мягкой сырой земли, вскинув прямую лапищу-перекладину, с которой свисала верёвка. Напротив же возвышался помост с троном да местами для ближайшего окружения государя. Были и те средь братии, кто с превеликим удивлением говорили Федька Басманов ещё и полугода как не служил при дворе, а ныне уже вхож во свойство с самим царём.

Толки разные об том ходили, да не смели открыто клеветать. И не столь страшились Фёдора – в нём-то никоей угрозы и не углядели, да дело в том, что Басман-отец уж оправился полностью. Да кроме того, Алексей будто бы за время болезни истосковался по пылу ратному – сила его да дух лишь окрепли, подобно стали, что прошла сквозь пламень.

Площадь полнилась честным народом. То не были лишь праздные зеваки, хоть и оных собралось премного. Ныне на казнь глядели с замираньем сердца, ибо приговорённый князь Пётр Горенский вместе с братом-беглецом Юрием знались в народе честными людьми да с превеликим сердцем. Известны были они по ратным подвигам, по удали да славе, что доносилась с запада, от сражений с проклятыми латинами. Да ныне заговорщиками оказались, притом будучи в ближнем окружении великого царя.

Никто не слышал последних молитв Петра, ибо у старого тюремщика отняло слух. А меж тем во мрачных подвалах Пётр взывал к Господу, дабы тот даровал брату его, ускользнувшему от чёрных всадников опричников, мир и покой, и многое потомство, и долгие лета, и забвение о пути назад на эту проклятую русскую землю, где Имя Господне осквернено кровью. Не иначе как милостивый Бог даровал Петру забвение. Как вывели его под свет факелов, так боле походил он на мертвеца, нежели на человека с бьющимся сердцем да чистым разумом. Глаза, точно рыбьи, пустые и таращащиеся прямо перед собой, не улавливали ни одного из тех жутких образов, что возникали пред ним.

Иоанн молча глядел на то, как князя тащат к виселице. Петля змеёю обвила шею приговорённого. Пётр не молвил ни слова. Рот его безжизненно приоткрытым так и оставался, покуда мутные глаза силились узреть что-то пред собою.

Малюта было приоткрыл грамоту с царскою печатью, на коей был написан приговор, да государь остановил его жестом. Григорий тотчас же подался вперёд к Иоанну, готовясь внимать указанию.

– Зачтёт приговор Басманов, – повелел государь.

Малюта насупил могучие брови да с удивлением поглядел сперва на Иоанна, затем на Басман-отца и лишь опосля того на Фёдора. Царь кивнул, когда взор Скуратова упал на юношу. Мгновенное оцепенение – и Григорий отдал грамоту. Фёдор с поклоном принял приговор.

– Благодарю вас, светлый государь, – произнёс юноша, выходя из-за трона.

Иоанн же едва приподнял руку с царским перстнем, и Басманов понял тот безмолвный приказ. Фёдор поднялся в полный рост и, раскрыв приговор, принялся зачитывать его на всю площадь.

Глава 13

– И ныне, и присно, и во веки веков! – протянул настоятель храма Василия Блаженного, облачённый в рясу для воскресного служения.

Ныне на воскресной службе премного прихожан явилось. Хор земных голосов молил Царя Небесного о прощении и заступничестве, о наставлении на путь истинный, о здравии и упокоении рабов Божьих.

Обступил народ скопленье мрачных фигур – то были царские опричники во главе со своим государем. Грозные фигуры их были словно сотканы из тени, и даже свет лампад и свечей, даже свет дневной, что лился сквозь узкие высокие окна, никак не пробивал их одеяния.