Рухнувши на пол, опричник взвыл от боли – башка трещала от выпитого, да с удара всё зазвенело пуще прежнего. Малюта же спешно пошёл прочь, не дожидаясь, как оправится Грязной. Вдруг Скуратова точно ударила молния, и он стал на месте. Миг раздумий, и он круто сменил направление.
В Московском Кремле всё стихло. Иоанн восседал на троне, а мысли его сковались безмерной скорбью. Холодный царский взор не шевельнулся, когда на порог явились доложить.
– Светлый государь, посол чужеземный принять просит, – лишь слабый отзвук той речи коснулся уставшего рассудка Иоанна.
Царь медленно поднял взгляд, беспросветно тёмный и тяжёлый.
– Раз просит, то жизнь ему, видать, не дорога, – молвил владыка, едва оскалившись. – А пущай, пущай…
Эти слова глухо сошли с уст Иоанна, и когда царе поднял взор, его лицо искривилось в насмешке над своим бессилием. Царь не мог отвести взор от призрака, что явился нынче к нему. Иоанн закатил глаза и с рыком оскалился.
– Как же ты задрал меня, – процедил царь, мотая головой.
Фёдор едва поднял брови, пребывая в смятении. Право, он не знал, что и ответить. Меж тем же владыка продолжил.
– А что на сей раз без отца? – вопрошал Иоанн, сложив руки пред собой. – Поди, старик до сих пор злится на меня?
Фёдор глубоко вздохнул да мотнул головой.
– Нет, – ответил Басманов, – он отпустил тебе всё.
Иоанн засмеялся, едва ли сохраняя хоть тень разума на своём лике.
– Как был брехливой шавкой, так и остался, – со жгучей злостью процедил Иоанн.
Фёдор глубоко вздохнул, переводя дух. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы держаться пред своим владыкой. Сердце Басманова обливалось горячей кровью, покуда он взирал на Иоанна, на его абсолютно бездушный отсутствующий взгляд, в котором не было ничего, кроме жестокой и слепой боли. Эти тёмные глаза полнились жутким мраком. Та беспросветность завораживала и пробирала до дрожи.
– То правда? – шептал государь, сокрушённо упираясь о свои руки.
Фёдор повёл бровью.
– Об чём? – вопрошал Фёдор.
Иоанн усмехнулся, всплеснув руками.
– Об отце Филиппе. Об твоём отце? – вопрошал владыка, бесцельно блуждая взглядом по безлюдной палате. – От гляжу в твои очи дрянные и всё не разумею – правда ль? – горько молвил царь. – Будто бы в этом нынче есть какой толк…
– А ежели толк есть? – вопрошал Басманов.
– Нет, – упрямо отрезал Иоанн, – да оно и к лучшему.
Фёдор глубоко вздохнул, цокнув. Повисло молчание. Наконец Басманов собрался с духом.
– А будь твоя воля, ты бы воротил меня обратно? – тихо вопрошал он, устремив очи на царя.
Иоанн провёл рукой по лицу, и уста его вновь разошлись страшной ухмылкой.
– Ты смеешь спрашивать, пёс? – сорванным голосом вопрошал владыка и, ища опоры, положил руку на подлокотник трона. – Ты же был там…
Фёдор сглотнул, не в силах вынести той рвущей боли, коей полнилось каждое царское слово.
– Ты же был там, – огрызнулся сквозь стиснутые зубы Иоанн, и на руках его выступали жилы. – Ты был там, во мраке. Ты был там каждую ночь, когда я звал тебя.
Фёдор сглотнул, ощущая дрожь в охладевших руках своих.
– Ты смеешь спрашивать это, проклятая ты шавка? – глухо усмехался Иоанн. – Я принял на свою душу все грехи. И я не отрекусь от сих слов вовек.
Иоанн резко встал с трона, в неистовой ярости оглядев призрачное видение.
– На кой чёрт явился, бес? – сорванным хриплым голосом вопрошал владыка.
– Велишь исчезнуть тени? – молвил Фёдор, заглядывая в царские очи.
– Велю, – отрезал Иоанн.
Губы Фёдора чуть дрогнули – отчего едва ли не занялась улыбка. Бездействие проклятого образа взбесило Иоанна, и он в ярости отвесил резкую пощёчину и тотчас же отпрянул назад. Басманов медленно воротил взгляд на владыку.
– Как мог я умереть, – молвил Фёдор, потирая ушибленную щёку, на коей медленно загорался румянец, – коли ты, мой царь, мой светлый владыка, не дал дозволения?
Иоанн пересилил ледяной страх, подступивший к его сердцу, протянув руку к слуге своему, с благоговейным трепетом прикоснулся к белой скуле. Дыхание замерло. Иоанн замер на несколько мгновений. Сердце тихо-тихо, неповоротливо и медленно, но возвращалось к жизни. Иоанн вглядывался, и будто бы прямо на его глазах явившийся призрак обратился его слугой из плоти и крови, его Фёдором.
Басманов поджал губы, силясь держаться пред своим царём, но ком в горле удушливо и гнусно саднил изнутри. Он коротко и часто закивал, заверяя государя, что всё истина, что всё взаправду. Послав к чёрту и Бога, и дьявола, Иоанн прижал Фёдора к наконец-то оживающему сердцу. Казалось, ничто бы не могло нарушить сих объятий, да вдруг заслышались тяжёлые шаги.
Фёдор тотчас же обернулся через плечо, и улыбка совсем иного толка взыграла на устах Басманова. Видя лик пришлого Малюты, Иоанн чуть вскинул брови.
– Ты же тоже его видишь, Малют? – вопрошал царь, указывая на самодовольно ухмыляющегося Басманова.
Скуратов оцепенел.
– И, Гриш, – молвил Фёдор, убирая свою прядь за ухо, – я всё понимаю, да токмо дай мне буквально пару мгновений. Я ещё не закончил свою исповедь.