Земля задрожала в восемь утра. Люди выскочили на улицу, в нехорошую тишину. Птицы, насекомые и обезьяны молчали. Лишь на стоянке одиноко пищала автомобильная сигнализация.
А потом…
Цунами высотой с шестиэтажный дом обрушилось на побережье. С горы было ясно видно, как волна сносит игрушечные коробочки прибрежных бунгало, как серо-черная масса ломает карточные домики отелей, как она забрасывает прогулочные и рыболовные лодки на верхушки пальмовой рощи в ста метрах от берега. Я видел, как бегут люди-точки, и серая волна накрывает их, отныне и навсегда. В воздухе висел низкий рокот.
Паника родителей передалась и мне, но в гораздо большей степени. От страха я стал заикаться. Когда нас вывозили оттуда, пришлось проехать вдоль побережья, другой дороги не было. И я увидел… Их были десятки, нет, сотни. Они лежали повсюду, со сломанными конечностями, в каких-то вывернутых позах, вперемешку с песком и обломками домов, посиневшие, под тучами насекомых. И был запах, который я не забуду до конца дней. Я не знаю, выжила ли та девочка из Европы и ее родители, но я видел бантики, облепленные мухами…
Слава Богу, в родном Нэшвилле моря нет.
Потом меня водили к психологу, я прошел курс реабилитации; заикание прошло. Врач наблюдал меня еще около года. Время смывает все. Но страх больших волн остался.
Остался ли? Я хотел это проверить. Я, здоровый мужчина, боюсь волн? Ерунда какая! А вдруг? Виндсерфинг по телевизору я смотрел…
Что ж, предложение Вэна, может быть, как раз подходит. Даже Тина не знает о моей тайной фобии. Но старине Вэну можно довериться. И мы поехали на большое озеро.
Все прошло лучше, чем я ожидал. Страха почти не было, разве чуть-чуть, когда мы ушли далеко от берега на катере. На Эри было не очень холодно, но три дня влажного северного ветра вселили жука в мою бедную голову.
У каждого мигренщика бывает период бесполезной беготни по врачам.
Диагнозы ставят разные. Сначала меня упорно лечили от какой-то невралгии. Мой домашний врач уверил, что больше приступов не будет. Жаль только, что жук тогда спал и не узнал об этом.
Другой врач определил синдром Слюдера и назначил лекарство — желатиновые капсулы с порошком внутри. Оно помогало, но не очень. И я самовольно удвоил дозу. Боль становится чуть-чуть помягче, но в глазах потом долго пляшут черные мушки.
Сходил и к третьему врачу. Тот выслушал, подумал, сказал:
— У тебя мигрень, парень. Как ее лечить — никто не знает. Я выпишу тебе несколько рецептов. Каждый из этих препаратов кому-то помог. Попробуй по очереди все. Может, найдешь подходящий. Он грустно улыбнулся и протянул визитку:
— Вот такая пока методика…
Когда я уже взялся за ручку двери, он сказал мне в спину:
— Могу вас немного утешить. Мигрень стареет вместе с человеком. С годами размер болевой точки увеличивается, а интенсивность болей снижается. Боль как бы размазывается. Лет через двадцать у вас будет просто изредка болеть голова, как у всех людей.
— Спасибо и на этом.
— Мистер Беннинг, я, как врач, не должен этого говорить, но нам важен результат, не так ли? Есть один старый индеец…
На обратном пути я заехал в аптеку, где набил карманы разноцветными коробочками.
Дома машинально свалил все это в жестяную банку из-под охотничьих патронов, заменяющую нам с женой аптечку. Там уже лежали всякие таблетки. А вот куда засунул рецепты — не помню, хоть убей.
Тина настояла на визите к индейцу. А-а-а, ничего интересного. Полумрак, развешенные по стенам фальшивые кипу[10]
, сделанные из бельевых веревок, коптящие на столе палочки, тяжелый воздух. Раскрашенное лицо колдуна вызывало скорее улыбку, чем священный трепет. Его жидкие седые волосы были стянуты узорчатой лентой, в которой криво торчало несколько перьев. Увидев меня, он забормотал что-то на «древнем языке». Стандартное действо, рассчитанное на простаков. Возможно, кому-то и помогает. Однако денег он содрал прилично. Единственное, что меня удивило — его фраза: «Над вами довлеет Луна». Откуда он узнал, что я работаю на космос? Впрочем, Солнце и Луну колдуны упоминают часто.Однажды ночью, как раз перед дежурством, жук решил, что время пришло. Вообще-то я сплю хорошо, но тогда проснулся. Зеленые цифры часов показывали полвторого. Надо было сразу встать, а я понадеялся на чудо. Но чудес не бывает.
Первый импульс боли заставил меня сделать «мостик» на затылке и пятках. И застонать. Проснулась Тина.
— Что, началось? Спускайся вниз. Я сейчас.
Зажав левый глаз рукой, и чуть не сломав ноги на деревянной лестнице, я сбежал в гостиную и стал лихорадочно рыться в жестянке. Импульсы боли постепенно нарастали.
— Да высыпь же, — запахнув халат, Тина взяла у меня банку и опрокинула ее. — Я налью воды. — Цветные коробочки разлетелись по столу.
Тут я понял, что не знаю, какие таблетки принес, а какие уже были в банке. Разбираться? Проглотил две знакомые желатиновые капсулы, рухнул на диван. Тина гладила меня по руке.
Через двадцать минут пришло еле заметное облегчение. В глазах запрыгали черные мухи.
— Тина, — сказал я, — иди спать. Ты ничем не поможешь.
— Я посижу с тобой.
И взяла меня за руку.