Голая экономика. Разоблачение унылой науки

В долгосрочной перспективе торговля, безусловно, способствует росту, и растущая экономика впоследствии способна устроить потерявших работу людей. Объем экспорта растет, а потребители богатеют благодаря дешевому импорту; оба эти обстоятельства создают спрос на новую рабочую силу в других секторах экономики. В США вызванное развитием торговли сокращение рабочих мест, как правило, относительно невелико по сравнению со способностью американской экономики создавать новые рабочие места. После заключения Североамериканского соглашения о свободной торговле одно из исследований показало, что в период с 1990 по 1997 год в результате свободной торговли с Мексикой США теряли в среднем по 37 тысяч рабочих мест в год, но при этом американская экономика ежемесячно создавала по 200 тысяч новых рабочих мест[205]. Хотя, безусловно, не стоит забывать о том, что речь тут идет о так называемой долгосрочной перспективе. Это одна из тех бездушных фраз наряду с такими, как издержки переходного периода или кратковременное отстранение от должности, которые чрезмерно умаляют человеческие страдания и степень разрушений, наносимых тем или иным явлением.

Рабочим обувных фабрик в Мэне необходимо выплачивать ипотечные кредиты в краткосрочной перспективе. Впрочем, печальная реальность такова, что они могут не дождаться улучшения своей судьбы в долгосрочной перспективе. А потерявшие работу люди, выпавшие из трудового процесса, со временем часто сталкиваются с проблемой недостаточности квалификации. (Кстати говоря, намного больше людей становятся безработными не по вине торговли, а из-за технического прогресса.) Если та или иная отрасль промышленности сконцентрирована в определенном географическом районе, как это часто и бывает, уволенные работники нередко становятся свидетелями того, как слабеют и исчезают их сообщества и становится невозможным привычный им образ жизни.

New York Times как-то раз описывала случай общины Ньютон-Фоллз, которая сформировалась в северной части штата Нью-Йорк вокруг бумажной фабрики, открывшейся в далеком 1894 году. Спустя столетие фабрика прекратила работу, отчасти из-за неуклонно усиливающейся иностранной конкуренции. Как пишет газета, все обернулось совсем не весело:

Начиная с октября, после провала последней отчаянной попытки спасти фабрику, Ньютон-Фоллз очень близко подошла к тому, чтобы войти в хрестоматии как печальный пример из области социологии аграрной местности. Умирающий городишко с горсткой оставшихся жителей служат скорбным свидетельством того, как их сообщество останавливается, словно незаведенные часы, и каждое движение стрелки неумолимо приближает их к моменту, когда часы остановятся окончательно[206].

Да, экономические выгоды, связанные с торговлей, действительно перевешивают потери, которыми она с собой несет, однако победители редко выписывают проигравшим чеки. В итоге проигравшим часто наносится огромный ущерб. Скажите на милость, какое утешение может найти обувщик из Мэна в том, что благодаря торговле с Вьетнамом США в целом становятся богаче? Он-то сам стал беднее, и его положение уже, по всей вероятности, вряд ли изменится. Я получал электронные письма и об этом.

Собственно, мы с вами вернулись к той же дискуссии о капитализме, которую открыли в начале книги и продолжили в главе 8. Рынки создают новый, более эффективный порядок, разрушая при этом старый. В этом нет ничего приятного, особенно для людей и компаний, приспособленных к старому порядку и привыкших к нему. Международная торговля расширяет рынки, делает их более конкурентными и более разрушительными. Эту фундаментальную дилемму в свое время предвосхитил писатель Марк Твен: «Я обеими руками за прогресс, только вот очень не люблю всяких перемен».