Голем прячется в тенях

МАРМЕЛАДОВ (с ухмылкой). Разумеется, нет. Для него я придумал отдельную байку. Намекнул, что графа Гурьева убили враги Отечества нашего, коих в Европе пруд пруди. Его светлость понимающе прищурился, уточнил шепотом: «Германцы?» Я кивнул. На том и распрощались… Теперь, когда вам все известно, вы позволите мне покинуть Прагу и продолжить свой жизненный путь?

ГОЛОС ПРАГИ (шепотом). Вы вправе уехать в любое время после того, как проснетесь…

Утро в Праге. МАРМЕЛАДОВ едет в карете. Стук копыт, свист кнута извозчика, скрип колес и приглушенные звуки города – голоса на рынке, шаги и разговоры прохожих, собачий лай.

МАРМЕЛАДОВ (рассказывает). Спозаранку я отправился в новое путешествие. Проезжая по узким улочкам, смотрел в окно кареты на улыбающихся прохожих, спешащих по своим делам, на красивых юношей и девушек, танцующих базант прямо на мостовой, на босоногих детей, играющих в медяшки. Город ласково жмурился в лучах рассветного солнца.

Все страхи и ужасы отступили прочь.

До заката…

За тысячу лет в этом городе пролилось столько крови, что если она в одночасье выступит из плит ратушной площади, то затопит город до самых красных крыш. Если стоны всех безвинно замученных горожан сольются воедино, то зазвучат громче старого Зикмунда, самого большого пражского колокола, и даже бессердечные уродливые горгульи на крыше собора зарыдают от жалости. Только в таком городе, построенном из могильных плит, оживают зловещие легенды. А легенду невозможно поймать, заковать в цепи и заточить в подземелье, как невозможно заточить в истоптанных камнях бессмертную душу чешского народа. Голем будет жить вечно – в головах простых горожан. И пока в эту легенду верят все, от мала до велика, в Праге будут царить мир и покой.

Я покидал многие города, и каждый из них провожал меня по-своему. Одни скрежетали зубами, как строгая и властная мать, не желающая отпускать сына в долгий путь. Другие заламывали руки со стонами, как брошенная жена, или закатывали торопливые истерики, как отвергнутая любовница. Редкие города смеялись вслед, будто задорная девчонка: возвращайся скорее да гостинцы привози!

Тысячелетняя Прага прощалась со мной голосом заботливой бабушки, которая баюкает неугомонного внука, напевая колыбельную. И маленький ребенок, все еще живущий в моей душе, замер в восторженно-сладком испуге, заново погружаясь в события последних дней, словно в навязчиво-кошмарный сон.

ГОЛОС БАБУШКИ (напевает, на мотив колыбельной).

Голем прячется в тенях,
Ловит он ночных гуляк.
Тех, кто подлость сотворит,
Великан не пощадит.

Пражских улиц вечный страж,

Он на всех наводит страх.
Знают дети, старики
Тяжесть глиняной руки.

Он крадется в мире снов

По следам людских грехов.
От убийц и от бродяг
Не отстанет ни на шаг.

К тем, чьи помыслы черны,

Голем выйдет из стены.
И наутро, мальчик мой,
Не вернешься ты домой.