Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века

Здесь скорее уместна критика правителей-олигархов, которые составляли правящий класс, поскольку они, превратившись в привилегированную прослойку — в некоторых отношениях ее можно назвать едва ли не кастой, — все больше пропитывались французской культурой, зачастую вплоть до отречения от собственной. Французское культурное влияние всегда было сильно, и во времена принца Фредерика Генриха двор штатгальтера в Гааге являлся одним из самых офранцуженных. Тем не менее культура и цивилизация земли Рембрандта оставалась по сути своей голландской. О ее взлете наглядно свидетельствуют живопись, литература, музыка и архитектура Нидерландов в последнюю четверть XVII в. Впоследствии иностранное влияние, особенно французское, нашло себе благодатную почву среди правителей-олигархов и богатых бюргеров — в ущерб всему голландскому. Ко второй половине XVIII столетия офранцуженность «правящего меньшинства» и тех, кто подражал их образу жизни, стала практически повсеместной. Родители общались с детьми на французском, а многие взяли себе за правило никогда не читать голландскую литературу. Ученая дама из Утрехта, поклонница Босуэлла Елизабет ван Тёйль ван Сероскеркен, известная также как Белль ван Зёйлен, о которой тот писал, что «в ней нет ничего голландского, кроме имени», представляла собой разительный контраст с дамами кружка Muiderkring, Анной и Марией Румер-Вис-хер, даже не знавшими французского.

В XVIII в. Северные Нидерланды стали главным издательским центром европейского Просвещения. В Соединенных провинциях большими тиражами издавались Бейль, Локк, Дэвид Юм, Монтескье, Вольтер, Руссо и Рейналь — часто ради того, чтобы избежать французской цензуры, — однако не все из этих трудов, на которых стоял голландский штамп, печатались именно здесь, поскольку часть их нелегально издавалась во Франции. Но из того, что работы философов-рационалистов широко читались и обращались в Голландской республике, вовсе не следовало, что их идеи с восторгом воспринимались «свободомыслящими» правителями-олигархами, не говоря уж о фундаменталистах-священниках. И «Общественный договор» Руссо, и «Трактат о терпимости» Вольтера были официально запрещены по требованию голландской реформатской церкви, хотя запрет этот явно не возымел должного эффекта. Куда большее признание новые идеи нашли среди представителей верхней прослойки среднего класса, которых раздражало их отстранение от муниципальных постов, а также среди просто среднего класса, читавшего периодические издания типа «Голландского обозревателя». Многие из таких журналов, хотя и предназначенных исключительно для голландского читателя, издавались на французском. Однако эти идеи не получили достаточно широкого распространения, чтобы стать серьезной движущей силой проамериканских настроений среди многих голландцев в 1780 г., которые возникли скорее благодаря давней торговой конкуренции с Англией. После этого интеллектуальное брожение стало стремительно расти, отчасти из-за потрясения, вызванного неудачной войной (1780–1784) как это произошло [66] столетие спустя среди испанских интеллектуалов «поколения 1898 г.», после Американо-испанской войны. Культурное офранцуживание правителей-олигархов также могло способствовать расширению пропасти между ними и нижними сословиями, которых они от всего сердца презирали, и таким образом внесло свой вклад в бесславное крушение правящего класса в 1795 г.

Английские идеи в философии, теологии и естественных науках точно так же имели значительный успех у наиболее образованных сословий Голландской республики, во многом через издававшиеся здесь французские переводы и пространные рецензии и обзоры английских книг в периодической прессе. Ведущей фигурой распространения английского культурного влияния являлся Юстус ван Эффен (1684–1735), большой почитатель Джозефа Аддисона и Ричарда Стила, чей «Голландский обозреватель» за 1731–1735 гг. по общему признанию следовал образцу своего английского предшественника и был назван в его честь. Во второй половине XVIII столетия работы Сэмюэла Ричардсона и Лоренса Стерна стали весьма популярны у голландского читателя, и в одно время здесь даже существовали «клубы Стерна», члены которых называли друг друга по именам персонажей произведений Стерна. Однако английское литературное влияние всегда стояло на втором месте после французского. Даже такой пылкий англофил, как Юстус ван Эффен, публиковал большую часть своих работ во франкоязычных изданиях и не на своем родном языке — даже несмотря на заявленные им намерения вырвать своих образованных соотечественников из плена чрезмерного офранцуживания и способствовать развитию чисто голландского прозаического стиля.

Глава 7 Форты и фактории