Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века

Примеру португальцев очень скоро — и по тем же причинам — последовали голландцы. Они не только чувствовали себя неуверенно в азиатской среде, которую не понимали, и среди народов, на чьих языках лишь немногие из них могли изъясняться и к чьим верованиям они относились либо с уважением, либо с презрением. Помимо всего прочего, им были необходимы — или они только так считали — порты, где они сами и их товары не подвергались бы произвольному захвату и где они могли в полной безопасности снаряжать и ремонтировать свои корабли. Примерно с 1605 г. и далее голландцы вознамерились поддерживать свою монополию на пряности на Молукках, а позднее и монополию на торговлю перцем вообще везде, что само по себе требовало наличия военно-морских и сухопутных военных баз. Более того, вскоре они ощутили необходимость в «местах общего сбора» для прибывающих с родины и отбывающих обратно флотов, где они могли бы грузить и разгружать товары и где можно было бы накапливать, хранить или перегружать на другие суда грузы от межпортовой торговли в Азии. Форты, которые голландцы отобрали у португальцев на островах Пряностей, располагались слишком далеко, чтобы подходить для этой цели, и они осознавали, что их «место общего сбора» должно находиться где-то в районе Малаккского или Зондского пролива, где торговые пути сходились с муссонными ветрами. Едва не потерпев неудачу в захвате Малакки у португальцев в 1606 г., голландцы тут же положили глаз на небольшой яванский порт Джакарту. Ян Питерсзоон Кун штурмом взял порт 30 мая 1619 г., причем при прямом неодобрении как султана Бантама, считавшего город своей феодальной вотчиной, так и Heeren XVII в метрополии, которые придавали особое значение тому, что «место общего сбора» должно быть приобретено путем мирных переговоров, а не силой оружия.

Кун писал о своем завоевании в ликующих и восторженных тонах, напоминавших те, что более 100 лет назад использовал Афонсу д’Албукерки[68] после завоевания Гоа и Малакки. «Все правители этих мест отлично понимают, что означает основание нами колонии в Джакарте и что за этим может последовать, — точно так же, как самые мудрые и дальновидные политики в Европе». И они это осознали. Именно по этой причине старый правитель Чиребона назвал крепость и укрепленный город Батавию, которые были возведены голландцами на развалинах Джакарты, Новой Малаккой. Не только султан Бантама, но все остальные правители Явы до этого отказывали голландцам в разрешении на постройку в любых из своих портов каменных крепостей или укрепленных факторий из опасений, что нидерландцы могут последовать примеру португальцев, постепенно поглощая окружающую их укрепленные города территорию. И их опасения полностью оправдались. В течение года после захвата Джакарты Кун предъявил претензии на «королевство» с тем же названием, чьи границы он определил, пренебрегая исторической справедливостью и существующим положением: Бантам на западе, Чиребон на востоке, острова в открытом море на севере и Индийский океан на юге. Эти претензии долгое время оставались лишь на бумаге, поскольку горная местность на западе Явы (высоты около 3 тысяч метров и более, много вулканических конусов, густая растительность) стала действительно управляемой только в XVIII в., однако в глазах азиатских правителей и просто населения оккупация Джакарты ставила голландцев в Индонезии в положение сопоставимое с позицией португальцев в Гоа. Как писал королю после завоевания Гоа сам Албукерки: «Народ Индии теперь осознает, что мы пришли на эту землю навсегда, поскольку он видит, что мы сажаем деревья, строим дома из камня и известняка, растим сыновей и дочерей».

Примечательно, что сам Кун вполне осознанно создавал империю — подобно Албукерки и в XVI в. Дюплексу[69] и Клайву[70], — в отличие от своих хозяев Heeren XVII, хоть те впоследствии и одобрили захват Джакарты, — а многие из его преемников не имели ни малейших намерений превращать Голландскую Ост-Индскую компанию из чисто коммерческой структуры в территориальное образование. Однако такое преобразование, рано или поздно, было неизбежно. Голландцы оказались втянутыми в яванские политические дела в то самое время, когда государство Матарам стремилось обрести гегемонию не только над Явой, но и добиться признания своего верховенства над всем Индонезийским архипелагом, как на это претендовало несколько столетий назад индуистское государство Маджапахит (распавшееся в середине XVI в.). Более того, как мы уже видели, что, хотя Heeren XVII в Амстердаме и Мидделбурге запоздало и неохотно одобряли — если одобряли вообще — любое вмешательство в чисто внутренние яванские дела своего губернатора в Батавии Куна (как Рейклофа ван Гунса и Корнелиса Спелмана после него), последние были вполне готовы поставить директоров перед свершившимся фактом.