— Кто-нибудь ещё?
Я попыталась вспомнить кого-нибудь, кто был бы полной противоположностью Коулу.
— Джона Хилл, — выпалила я.
Коул наклонил голову, но моё объяснение вылетело раньше, чем он успел задать вопрос:
— Он очень талантлив. И умён. Мне нравится это в мужчинах.
— Перед тобой на выбор весь Голливуд, а ты остановилась на Джоне Хилле, — решительно заявил Коул. — И он толстый.
— Он не… он как плюшевый мишка.
— И это то, что ты хочешь? Плюшевого парня?
— Я ответила на твой вопрос? — вздёрнула я подбородок.
— Да, — он встал с табурета и вернулся к стене, снова включив галогеновые лампы. Горячие и яркие, они действовали на нервы. — И только с одним «э-э-э». Давай пройдёмся ещё немного со светом, а потом снова включим камеру.
— Разве у тебя нет других дел? Тебе совсем не нужно тратить на меня своё время, — мне просто необходимо, чтобы он убрался отсюда. Потому что казался слишком близким и слишком доступным. Сейчас мы остались здесь только вдвоём, ярко освещённые огнями… а это уже перебор.
— Это твой следующий вопрос? — Коул уселся на стул и выставил ногу, положив подошву ботинка на мой стул, и так просто установил между нами связь. Я оторвала взгляд от его ноги.
— Нет, — у меня был ещё один вопрос, тот, что ждал своего часа, тот, что мучил мой мозг в течение трёх недель, и теперь, в этой пустой комнате, когда он замолчал, когда его глаза смотрели на меня… наступило единственно подходящее время спросить. — У меня другой вопрос.
— Так задавай его, — голос Коула стал глубже, как будто он знал, что сейчас произойдёт, вся шутливость покинула комнату, и я приготовилась к его ответу, сжав руки между бёдер и вцепившись в край стула.
— Ты говорил правду? Когда сказал, что я плохо целуюсь?
ГЛАВА 53
Ох, какой невинный, наивный вопрос. Кое-кто не должен был так подставляться. Показывать свою неуверенность. Демонстрировать, что задавая такой вопрос, тебя заботит мнение этого человека. Саммер появилась на следующее утро после того поцелуя, искрящаяся энергией и дружелюбием. В тот момент он был убеждён, что она справилась с его язвительным комментарием. Был уверен, что он единственный, кто помнил об этом моменте. Размышлял об этом. Мучился.
Но здесь, в сгорбленных плечах, в мягком растягивании гласных, боль всё ещё присутствовала, момент не был забыт.
— Ты хочешь получить общепринятый ответ или правду? — он задал вопрос, чтобы выиграть время, ценные секунды, необходимые ему, потому что понятия не имел, как ответить. Не знал, что сказать, чтобы не обнажить свою душу или не дать ей возможность пробраться под его кожу. У неё не было шанса это сделать. Прямо сейчас ему необходимо было завернуть сердце в пузырчатую плёнку и запереть за двухметровой сталью. Наполовину потому, что это было условием для представления его интересов ДеЛукой. Наполовину потому, что ДеЛука был прав.
— Правду, — бесхитростно произнесла она это слово, и он смог увидеть её отвагу, когда она взяла себя в руки, готовая услышать его ответ, отвела назад плечи, подняла подбородок. Она была таким парадоксом. В некотором смысле, самая сильная женщина, которую он когда-либо встречал, её огонь, враждебность и самодостаточность были ясными и определёнными. И в то же время такая мягкая, такая уязвимая. Она забралась слишком глубоко, чувствовала слишком сильно. Она любила бы слишком неистово, отдавала бы себя до последней капли, её действия стали бы дорожной картой к разрушению, которое однажды убило бы в ней этот дух. Его инстинкт требовал защитить этот дух, укрепить её стены… Он одновременно хотел бросить её на растерзание волкам и запереть в замке. Это была внутренняя борьба, которая могла свести с ума любого человека. Это была внутренняя борьба, с которой ему не нужно было иметь прямо сейчас дело.
Коул уронил ногу со стула, и удар о пол был громким, но она не вздрогнула. Может, потому что Брекен действительно чему-то её научила. Или, может, потому что она ожидала этого с самого начала. Он встал, борясь с желанием наклониться вперёд, положить руки ей на бёдра и поцеловать Саммер, прямо здесь, так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, какой эффект она на него производит.
Вместо этого он поднял стул и дал ей единственное, что мог дать. Три буквы:
— Нет.
— Нет? — быстро выпалила она, подняв брови, слово это стало вызовом между ними.
— Много не болтай. Будь краткой, — напомнил он ей.
— Уклончивость тоже правило? — Саммер была уже на ногах, шла за ним, и, чёрт возьми, не собиралась спускать дело на тормозах.
— Вообще-то да. Всякий раз, когда у тебя появляется возможность уклониться, ты должна это делать, — он поставил стул у стены, где его взял, и она уставилась на него, а потом отвернулась, прищурив глаза.
— Ты всегда убегаешь, когда тебя загоняют в угол, городской мальчик?
— Я не убегаю. У меня есть другие дела. Как ты, верно, отметила, — Коул выключил свет и потянулся к ручке, но Саммер крепко сжала его предплечье.
— Подожди.
— Да? — несмотря на здравый смысл, он всё же остановился, поворачиваясь к ней, все его эмоции были скрыты благодаря двум десятилетиям практики.