Голод богов

Позже доктор Будах в «хронике войны летнего солнцестояния» лаконично напишет: «Так перестали существовать Святой Орден и Конклав, три столетия полновластно распоряжавшиеся судьбами стран и людей по обе стороны Пролива.»

…Через два часа Румата прикажет прекратить огонь. А еще через час, когда рассеется дым, он бросит равнодушный взгляд на заваленный рваным мясом берег, сядет на палубу, привалившись спиной к теплому дереву борта, и, ни к кому персонально не обращаясь, скажет загадочные слова:

— Война закончилась. Теперь осталось самое сложное — выяснить, чем же она все-таки закончилась.

— Я вас не понял, Светлый, — честно скажет капитан Экер.

— Этого никто не понимает, — задумчиво ответит Румата. — В том-то все и дело… Ладно, в любом случае, мне надо как можно быстрее попасть в Енгабан.

— Я тоже съездил бы в Енгабан, — заметил отец Кабани. — А то когда еще соберусь. Опять же, в качестве канонира я уже не нужен. Война-то, вроде как, того, кончилась.

— Поехали, — согласился Румата. — Вместе веселее.

…Варвары встретили вновь прибывших традиционным громовым кличем «слава Светлым!», бочонком пива и огромным куском свежезажаренного мяса. Они совершенно справедливо полагали, что голодных людей еда интересует гораздо больше, чем местная политическая обстановка. Тем более, ничего определенного об этой обстановке они сказать не могли. Их отправили сюда следить, чтобы к приходу Флеаса не было беспорядков — и вот, изволите видеть, никакого беспорядка не заметно.

— А где сам Флеас? — спросил Румата.

— У себя в шатре, наверное, — предположил Верцонгер.

— Гм… А ему кто-нибудь сказал, что город сдался?

— Конечно, Светлый.

— И что?

— Он сказал, что будет ждать дона Румату. Вот и ждем.

— Понятно… Ну, что ж, пойду, навещу его.

— А я пока здесь посижу, — сказал отец Кабани. — Я себе, извиняюсь, всю задницу отбил, пока ехал.

…

Флеас и Вики-Мэй играли в соанские шахматы. Флеас проигрывал, причем, судя по его несколько озадаченному виду, это происходило уже не первый раз. Игенодеутс периодически подсказывал ему что-то на ухо, но это, видимо, не помогало. Эрн сидела рядом и зашивала дыру в своем плаще. Вокруг бегал ребенок и, как водится, старался обратить на себя как можно больше внимания.

Румата молча подмигнул заметившей его Вики-Мэй, некоторое время понаблюдал за происходящим издалека, а затем, подойдя поближе, поинтересовался:

— Как вы себя чувствуете, досточтимый Флеас?

— Приветствую, Светлый, — ответил легат, с некоторым трудом поднимаясь на ноги. — Как видите, я уже почти здоров. Не знаю, как выразить…

— Полно, Флеас. Честное слово, я очень рад за вас. Хотя рассчитывал встретиться уже в городе.

— На самом деле, мы просто хотели дождаться вас, Светлый. Было бы бесчестно входить в столицу без вас. Ведь эта победа одержана в первую очередь благодаря вашему мастерству…

— Благодарю, — ответил Румата. — Тогда едем? Наверное, вам, как официальному лицу, предстоит совершить какие-то церемонии, но надеюсь, потом вы покажете нам город.

— Вы раньше не бывали в столице? — переспросил Флеас без особого, впрочем, удивления.

— Как вам сказать. В любом случае, за последние годы многое могло измениться.

— Да, действительно, — согласился легат, который теперь уже был полностью уверен, что дон Румата видит Енгабан впервые. — Кстати, Светлый, вы упомянули, что я официальное лицо, но вообще-то, последний мой титул звучит так: «мятежник Флеас, подлежащий казни за ужасные преступления против Церкви и Короны».

— А как насчет «его блистающее величество, император Флеас»?

— Почему — я?

— Ну не я же, — резонно заметил Румата.

…Как уже говорилось выше, до середины дня под стенами Енгабана ничего существенного не происходило. Варвары все это время откровенно бездельничали, ходили на реку купаться, готовили еду, обедали, пили пиво, болтали о том о сём. Депутация горожан вылавливала из этой болтовни какие-то смутные сигналы, возвращалась на рыночную площадь и преподносила собравшейся там толпе интерпретацию услышанного, чем вызывала массу спорадических действий.

В результате к моменту появления Флеаса в Енгабане нельзя было найти ни одного знака священного трезубца, ни одного монаха и ни одного экземпляра книги Каты Праведного.

Кроме того, с кафедрального собора был на всякий случай сброшен шпиль, а с резиденции Святого Ордена сбиты долотом барельефы великих магистров.

На рыночной площади были выставлены батареи бочек с вином и горы всяких закусок к нему, а также огромный сундук, содержащий ровно триста фунтов золота.

Все девушки и женщины, кроме уж совсем древних старух, спрятались в подвалах — на всякий случай. Исключение составляли продажные женщины, которые были построены вдоль главной улицы на манер почетного караула.

Попытка депутации при въезде Флеаса вручить ему ключи от города, успехом не увенчалась.

— Почтенные, вы часом не ослепли? Вы, стоя в воротах, хотите сдать мне мой родной город, будто я взял его штурмом, как завоеватель? — в голосе легата послышались явные нотки зарождающегося гнева. — Или вы забыли, что свои легионы после победы над врагом следует встречать у арки Литена?