Голод богов

— Что война уже практически началась.

Тихо подошел Верцонгер.

— Духи сказали тебе правду, Светлый. Враг в одном дневном переходе от нас. Пойдем, нас ждет совет войска.

«Вот она и началась — подумал Румата, — идиотская война, которая мне даром не нужна. Но мне придется эту войну выигрывать, потому что иначе у меня отнимут Киру. А я не позволю, чтобы у меня ее снова отняли. А раз так…»

— Ну, что ж, друг мой Верцонгер. Пошли выигрывать нашу войну, — спокойно сказал он вслух.

— Ваа!! — радостно зарычал предводитель варваров, демонстрируя крепкие белые зубы не то в волчьем оскале, не то в своеобразной улыбке.

— Ты хорошо сказал, — шепнула Кира. — Он это запомнит и перескажет.

— Стараюсь входить в образ, — так же шепотом пояснил Румата.

— Входить в образ? — недоуменно переспросила девушка. — Это магический ритуал? Очень сильный, да?

— Очень, — подтвердил он.

…Лагерь бурлил — но бурлил вполне организовано, несмотря на сумерки. Без особого шума и в относительном порядке перемещались небольшие отряды всадников и пехотинцев. Катились куда-то цепочки возов, груженых чем-то, предусмотрительно накрытым рогожей от посторонних любопытных глаз. Бегали взад-вперед подростки-вестовые.

Совет войска составлял всего восемь человек — двое вольных капитанов, двое выборных от «холопских» корпусов, отец Кабани, как представитель «инженерного обеспечения», Верцонгер от варваров и, разумеется, двое Светлых. Очень толково, как отметил про себя Румата. Меньше будет гвалта и лишних ушей.

На широком столе была разложена вполне приличная карта. Кучки разноцветных камушков обозначали позиции, а такие же разноцветные нитки — направление движения. Говорили все внятно и по очереди — почти не перебивая друг друга.

Итак, армия Ордена двигалось со стороны арканарской столицы к Бычьему ручью, чтобы выйти к нему, предположительно, незадолго до завтрашнего заката. Численность противника — до 22.000 кавалерии. Пехота и обоз если и были, то отстали на день-два.

Скорее всего, они намерены сделать привал на завтрашнюю ночь, самую короткую в году, а с восходом солнца — форсировать ручей и атаковать. Расчет простой, как и всё, что делают орденские командиры. Есть численный перевес — значит, надо наваливаться всей массой. Пусть даже пол-армии ляжет здесь, но зато бунтовщики будут быстро раздавлены, а наместник — доволен.

«Ну-ну, — подумал Румата, — не видали вы еще, господа орденцы, настоящей войны из прежнего времени».

Собственно, у вольных капитанов уже был практически готовый план действий — и очень неплохой, кстати. Румата же, с помощью отца Кабани, лишь добавил несколько элегантных штрихов, сделав план из неплохого — блестящим.

— Ад и дьяволы! — воскликнул спокойный до того момента дон Пина. — Знаете, Светлый дон Румата, умей я придумывать такие вещи, клянусь хребтом святого Мики, я бы уже был герцогом, а не болтался бы по миру, натирая мозоли на своих любимых пятках.

— Думаю, дон Пина, вы еще успеете стать герцогом.

— Если останусь жив после этой войны, — добавил вольный капитан, вновь обретая философское спокойствие наемника. — Посмотрим, что нам принесет завтрашний день, а там подумаем и о послезавтрашнем.

** 7 **

Если брат Динас, командор ордена, полагал, что война начнется ровно тогда, когда ему захочется — он сильно ошибался. Белона, как замечали еще древние римляне, женщина непредсказуемая и коварная.

На закате следующего дня он отдал команду разбить лагерь в полулиге от Бычьего ручья, расположиться на отдых, а подъем трубить с первыми лучами солнца, после чего отправился отдыхать в свой шатер, увенчанный ярким командорским штандартом — очень хорошей, кстати, мишенью.

Ему никак не приходило в голову, что этих самых первых лучей, как впрочем, и последующих, он уже не увидит.

Он был хорошим офицером и делал все правильно — за исключением одного. Он попал не на ту войну, для которой его готовили.

Несколькими часами спустя, в серых предрассветных сумерках, четыре большие противовесные катапульты, тихо выведенные под прикрытием темноты почти к самому берегу ручья, пришли в движение. В воздух с жужжанием взлетели четыре холщевых мешка, набитые крупно дробленым камнем. Мешки, разумеется, разорвались в воздухе, и на площадь вокруг командорского шатра обрушились центнера два камней — каждый размером с кулак рослого мужчины. Ну, разумеется, далеко не все попали куда надо — но вполне достаточное количество их легло точно на цель. Впоследствии командора и опознать-то смогли только по перстню.

Конечно же, в лагере началось нешуточное волнение — надо было срочно что-то делать, а решать что именно, полагалось командору. На месте же его шатра было непонятно что — и никто не понимал, жив он или нет.

В это самое время варварская конница стремительно форсировала ручей и, разворачиваясь в цепь, помчалась к орденскому лагерю.