– Что «просто»? – Митрий подскочил к Рехи, навис над ним тенью мертвого дерева. – Я сражался в полную силу. Но до войны, до катастрофы в мире Бенаам моя сила была не выше твоей сейчас. Пока у нас были физические оболочки, пока мы не стали звездным светом.
Катастрофа… Да, пожалуй. Рехи катастрофы преследовали с рождения. Вся его судьба – одна сплошная катастрофа. Но больше поразило жалкое отчаяние Митрия. Рехи выпрямился и ответил:
– Значит, не выше моей? Моей хватит. Точно хватит! За тех, кого любят, сражаются и выше своих сил. И сейчас тоже… Что? Что тебе мешает помочь?
– Черные линии…
– Не верю! Обжечься боялся? Ты все спланировал! – ужаснулся Рехи. – Это все ты! Ты! Да… Как же я не понял сразу… ты боялся, что я так и останусь в деревне и буду спасать свой маленький мир, а не этот мир целиком.
– Так нужно, Рехи. И я правда не хотел.
– Хочешь сказать, что это были происки Разрушителя? Ну, скажи-скажи, только падшего Стража Мира создал тоже ты.
Рехи размахнулся и ударил Митрия по лицу. В кулаках еще оставалась сила, а взмаха меча крылатый подлец не заслуживал. Ему хватило мужества не растаять бесплотной дымкой. Он схватился за распухший глаз и смиренно изрек:
– Стало легче?
Рехи изможденно сел на ближайший камень, опуская руки:
– Нет. И никогда не станет.
Митрий примостился рядом на поваленное дерево, еще больше перемазываясь в саже. Он сложил руки и закрыл лицо остатками перьев, напоминавших теперь темный кокон.
– Мне тоже не стало.
– Не пытайся казаться похожим на меня! Не пытайся! Лживая тварь! – прошипел Рехи, но сил на гнев больше не осталось. – Союзники помогают друг другу, а ты… ты только подставляешь. Но не надейся! Я теперь точно дойду до Цитадели!
Рехи вскочил, вложил меч в ножны и упрямо пополз вверх по пепельному бархану. Ноги проваливались по колено, несколько раз он скатывался вниз, но начинал заново. В низине сожженного леса неподвижно сидел Митрий, Сумеречный изображал валун на прежнем месте. Поражало их бездействие. Возможно, они тоже скорбели о Натте, но Рехи в это не верил. Он двигался вперед. Лук не ведает усталости, когда стрела готова лететь.
– Где Двенадцатый? Вы придумали, как его победить? – спросил Рехи, зная, что собеседники его слышат. Он остался совсем один в компании сумасшедших. О них не требовалось заботиться, они даже говорили, не размыкая губ.
– Нет. И потому мы здесь, – ветром пустыни доносились слова.
– И что вы делаете здесь?! Просто сидите?!
– Думаем! – отозвался Сумеречный.
– Выходит, зря я увидел свой последний сон? – обескураженно взвыл Рехи.
– Ничего не зря. Мы посидим немного и придумаем, что делать.
– Ну, и сидите! А я сам пойду! Один! – крикнул Рехи, разрывая густую тишь.
– Двенадцатый затаился. Черный кокон стал еще плотнее, – уговаривал Сумеречный. Но Рехи больше не слушал, он двигался вперед, на красный свет Разрушенной Цитадели.
Бессмертные не останавливали его, ведь жизнь пустынного эльфа ничего не стоила для тех, кто привык считать миллиардами. А для пустынного эльфа собственная шкура резко обесценилась. Всегда вгрызался в жизнь, цеплялся всеми конечностями, отбивался клыками и клинками, а цель сводилась к одному – к красным сумеркам. Как он решил однажды после урагана, так и складывалось все. Только между прежним Рехи и новым пролегла клокочущая пропасть из потерь и обретений – пропасть взросления. В глубине души он ощущал себя бесконечно старым и измотанным. Его истязали безответные вопросы, томил великий голод ответов. Он хотел бы знать, кто и зачем создал настолько несправедливым этот мир, но рассказать это не сумели бы даже мудрейшие. Или отвечает каждый по-своему. Стаи мыслей порождали одно стремление. Вперед, к руинам крепости.
– Рехи, не ходи туда! Не ходи! – возникал периодически прикосновением ветра Сумеречный. Рехи начинал подъем по выщербленной каменистой лестнице.
«Так вот какая Разрушенная Цитадель наяву», – подумалось ему. Вокруг высились зубцы острых скал, под ногами поминутно взрывались горячие гейзеры. Один уже задел левую икру, но от ожога кожу уберег толстый сапог. Камни будто плыли в земле, устремляясь к черному обелиску с рисунками из истории мира. В каждом камне томился осколок чьей-то души. Ступени были усеяны истлевающими костями. Рехи осторожно обходил их, чтобы не оскользнуться. Вокруг лестницы зияли провалы пропастей, вились хваткие колючки.
Разрушенная Цитадель в снах представлялась страшной и неприступной, но Рехи ничто не останавливало. Он просто шел, медленно поднимаясь все выше. Отдаленно доносились мольбы Сумеречного и Митрия, они просили остановиться, не ходить – отказаться от безумной затеи. Но, кроме нее, у Рехи ничего не осталось. Как в первый день пути. Поэтому он шел. И так добрался до искусной кованой ограды, обнесшей сад.