Голод Рехи (СИ)

— Откуда тебе знать? Или так нравилось плеваться ядом? — напряженно замер Сумеречный.

— Ядом… Если бы, о если бы! Мне было видение… Такое отчетливое, что я содрогнулся: красное небо, выжженная пустыня погибшего мира, черная воронка, засасывающая планеты. Ни света, ни звезд — пустота. И ты! Ты в центре хаоса, его предводитель, на гигантском троне из миллионов костей и черепов. И колесницу с твоим троном тянули самые мерзкие твари, запряженные в цепях, как рабы, и распевающие тебе темные гимны: «Царь чудовищ, вечный царь!» Ты и есть эсхатологическое зло. Ты! Ты разрушишь Вселенную! Вестник Апокалипсиса — царь чудовищ.

Сумеречный содрогнулся и отшатнулся от Двенадцатого, закрывая лицо.

— И здесь то же видение… Уже в третьем мире самое страшное его создание узрело меня как Разрушителя Вселенной, — как будто самому себе, проговорил он. — Возможно, это мне место в коконе черных линий.

— Хватит. Видение — не реальность, — торопливо оборвал Митрий. — У всех остается свобода выбора. Даже у таких, как вы. И у тебя, — сказал Деметрий.

— Да… да… и у меня… у меня… Я! Двенадцатый Проклятый! Готов принять избавление.

— А ты, падший Страж Мира? Ты готов?

— Да! — наконец выкрикнул лиловый жрец, вновь возвращаясь к своему человеческому облику.

— Признай свой грех!

— Гордыня! Не любовь… Я не любил по-настоящему, только хотел возвыситься, произвести впечатление и стать королем. Мирра! Прости!

Воздух закружился водоворотом, полетели обломки скамей, драгоценности и клочки гобеленов. Стены дрожали и рассыпались, свод снесло ураганной волной. Рехи кинулся на пол, закрывая голову руками. На расстоянии вытянутой руки от него в плиты пола впился кусок кровли, сверху чуть не пришибло тяжелой балкой. К счастью, вовремя подоспел Сумеречный Эльф.

Они с Митрием стояли и молча наблюдали за исчезновением великого зла безымянного мира. Великого ли? Или просто несчастного?

Рехи тоже поднялся и встал рядом с бессмертными. Тело Двенадцатого вздрагивало в ожидании исчезновения. Из воздуха соткалось огромное копье и поразило прямо в сердце, пронзая и падшего Стража Вселенной, и падшего Стража Мира.

— Спасибо… Дальше мука или отдых — не мне решать. Наконец-то решать не мне… Как… легко… — на прощанье медленно проговорил Двенадцатый и рассыпался облаком пыли вместе с полупрозрачным копьем. В тот же миг ветер стих, с грохотом посыпались витавшие вокруг Цитадели обломки. Больше не давил кокон черных линий. Завершилось. Закончилась эра, минула эпоха черных линий.

— Вот и все. Они оба признали свой главный грех. Только так можно было победить их. А мы и не догадывались, — выдохнул успокоено Митрий.

— Когда додумался? — усмехнулся Сумеречный.

— Когда нас снова чуть не задушили черные линии.

«Иногда важно просто поговорить, а не рушить сразу мир. Просто поговорить и понять друг друга. Только кто так умеет?» — думал Рехи, и нервно осведомился, все еще глядя на то место, где истлел ужас их мира:

— Что это было? То самое верное средство?

— Да. «Меч, разящий Неправого» — единственное оружие, способное убить Стражей Вселенной. Иногда вовсе не меч, но мы их так назвали. Когда-нибудь такой «меч» доберется и до Сумеречного Эльфа. Когда его поглотит тьма. А дальше — неведомо даже мне, — негромко объяснил Митрий. — Их выковывали однажды те, кто любил двенадцать избранных. Друзья и близкие. Они сознательно отдали свои жизни, вплели их в великую силу оружия, узнав о проклятьях. Родные, любимые отдали свою жизненную силу кузнецам, чтобы этот меч нашел неудавшегося Стража в любом уголке Вселенной, если тот окончательной сойдет с ума. Одиннадцать пронзили сердца несчастных намного раньше, а Двенадцатый прятался в вашем мире.

Рехи прошелся по залу, перелезая через обломки, точно ища еще кого-то или что-то. Какой-нибудь хитрый артефакт, потайной люк, древнее сокровище — хоть что-то, способное обратить время и все исправить, как он обещал. Но натыкался лишь на обломки и мусор. Он перебирал груды золотых монет, но не понимал их ценности. Золотом не вернуть тех, кто дорог.

— И что? Все? Я столько шел, чтобы этот идиот вот так окочурился? — возмутился Рехи, раздраженно кидая в стену серебряный кувшин.

— Он преодолел свой страх, осознал свое безумие. И ушел. Теперь не нам его судить, — со смиренной радостью произнес Митрий.

Рехи набрал в грудь побольше воздуха, чтобы громко закричать, выругаться, обрушиться на Митрия с обвинениями. Но внезапно скрутила такая бесприютная душевная пустота, что он просто горько выдохнул и почти упал на ближайшую скамью, зарываясь лицом в сложенные руки. По телу пробегали волны дрожи. Отрешенность спадала, стальная непоколебимая скорбь превращалась в бесконечное горе единичного создания. Ничего не завершилось, проклятье эльфов не было снято. По-прежнему хотелось напиться крови. Рехи чувствовал себя обманутым и уничтоженным.

— Ну… я тогда это… пойду. А то есть хочется. Буду дальше… скитаться по пустыне, — пробормотал он. — Что мне еще делать? Я не могу вернуться. Я столько шел сюда, чтобы ничего не получить!