Рехи отцепил от своих плеч крючковатые пальцы повисшего на нем Двенадцатого. Существо отпрыгнуло на четвереньках в дальний угол и вновь свернулось возле обломков скамьи грудой тряпок. Рехи отошел и без страха повернулся спиной. Если и таилось что-то ужасающее в этих стенах, то оно иссякло. Лишь краем сознания ощущался тлетворный вкус черных линий, их давящие голоса. Они пронизали все вокруг, но из них состоял весь их мир. «Ящеры трехногие! Как же просто! Как просто! Поэтому я и вошел! Потому что я часть своего мира. А эти два напыщенных типа — нет», — вдруг понял Рехи, но облегчения это не принесло. Ничего не менялось, затянувшаяся пауза отзывалась голодом. И что самое ужасное — никто не собирался возвращать Натта.
— Ты сделал верный выбор, Рехи, — похвалил Митрий, кладя руку на плечо. Крылья его одобрительно засветились, но Рехи дернулся и порывисто освободился.
— Ну, так, кто ты такой на самом деле? Может, уже расскажешь? Митрий… — спросил он.
— Я рассказывал тебе на протяжении всего странствия, но ты не слушал. Создатель, если можно так выразиться, «тринадцати проклятых», неудавшихся Стражей Вселенной.
— Что такое Вселенная, в конце концов? Столько раз слышу… «Вселенная», «Вселенная», — выдохнул медленно Рехи. Отчего-то он до последнего надеялся, что Митрий воскресит Натта в награду за доступ к Разрушенной Цитадели. Кокон черных линий размотался, когда все они разом атаковали пришельца в саду. Какую цену теперь требовал Митрий? Рехи просил повторить рассказ, страшась, что упустил нечто важное.
— Долго рассказывать. Но ваш мир был ее частью. И предполагалось, что Стражи защитят все миры. Сначала прибыло двенадцать достойных. Потом присоединился тринадцатый. Такой же своевольный мальчика, как и ты. Сумеречный Эльф, — спокойно повторял Митрий. — Они приняли великие знания, великую силу, чтобы ограждать всех разумных существ от зла еще до его зарождения в душах. Для этого я создавал Стражей Вселенной. — Лицо его вытянулось, глаза подернулись пеленой муки. — Но мы забыли, что нельзя отнимать свободу воли у людей. И из-за этого сила обернулась проклятьем для будущих стражей, выжгла их разум непосильными знаниями, иссушила души невозможностью вмешиваться.
— А зачем вмешиваться-то? Если есть сила… можно больше охотиться, больше есть! Быть сильнее других! — выкрикнул Рехи и уточнил, что на самом деле имел в виду: — И защищать свою семью лучше других… Да что теперь сила.
Рехи сел на уцелевшую скамью, крепко сжав кулаки. Никакого великого сражения не получалось. Великое зло тоже не нападало. Вокруг только скрипела тишина. Митрий еще раз поведал, кто он и что случилось с миром Бенаам. Ни о каких чудесных воскрешениях в его истории речи не шло. Значит, Рехи просто убедил себя, просто ошибся, ожегся о красивую сказку, которой легко заморочить простака из стана кочевников.
— Ты отказался от силы, — донесся голос Двенадцатого, который заинтересованно повернул косматую голову, сдвигая на затылок длинный капюшон.
— Да он не силу предлагал, а какой-то бесполезный хлам, — нарочито весело обращался к Митрию и Сумеречному Рехи. — Говорит: «давай я передам тебе знания о всех живущих». И что мне с них? Знаниями не наешься. — Голос надломился. — Знаниями… не вернешь тех, кто погиб. Что все-таки не так со Стражами? Почему мы все такие, проклятые и исковерканные? Сидим тут все, вчетвером теперь.
— Представь, если бы была сила, ты мог бы достать кого угодно, сколько угодно пищи, но на тебя наложили бы строгий запрет, заставили испытывать мучения. Ты оставался бы голодным, имея возможность наесться досыта, — протянул с обычной манерой всезнайки Митрий.
— Я бы сошел с ума! — прорычал Рехи, сдерживаясь, чтобы снова не вмазать по самодовольному лицу создателя всего этого хаоса, который, похоже, не чувствовал своей вины в полной мере. Или просто все искажала скорбь пополам с невероятным разочарованием. Так ли выполняется великий долг? В замызганном разрушенном зале, пропахшем клопами и падалью? Долг перед Лойэ выполнить не удалось. Рехи смотрел на свои руки — вроде бы такие сильные, но такие бесполезные. Он заметил, что Сумеречный так же рассматривал временами свои ладони.
— Вот и они сошли. Только мерили все не чувством голода, а возможностью помогать людям, ограждать их от совершения зла. И проклятьем стал великий духовный голод, невозможность никому помогать. Полагаю, ты опять запутался.
— Да нет, продолжай, — нахмурился Рехи; он все понимал, слишком хорошо понимал. — Мне интересно, почему наш мир стал таким. Хотя я все видел во снах, но ты была лишь часть рассказа вашей далекой огромной «Вселенной».
— Все тринадцать сошли с ума. Лишь Сумеречный Эльф по сей день пытается сохранить остатки былого здравомыслия. А Двенадцатый прибыл в ваш мир. Народная память исказила историю его несчастливой жизни.
— Исказили! Унизили! Меня! Да я… — прохрипело жалкое существо, заламывая руки.
Сумеречный Эльф подошел к нему, с участием говоря:
— Успокойся, не плачь, ты же воин.