«Чей это был замок? Кто жил в этих горах?» — подумал Рехи, рассматривая изящные изгибы расколотых фонтанов и увитых черными лианами статуй. Возможно, все вокруг создали искаженные образы из общей памяти Двенадцатого и жреца. Смутно узнавались гобелены, которые почему-то висели с внешней стороны замка огромными полотнищами. На них прекрасных дев спасали от драконов доблестные рыцари. Рехи поежился, вспоминая, что таилось за дверью с изображением этого героического сюжета.
Нет, он не герой. Он пустынный эльф и обезумивший от горя отец. Не более того. Но разве для отрешенной отваги нужно больше?
Так он переступил порог палисада. Пыль на выщербленных плитах скрипела под подошвами. Рехи бесшумно вынул короткий кинжал, принюхался и огляделся — тишина. Бесконечная гнетущая тишина. Сам воздух давил от этой тишины. Никто не нападал, не выскакивали монстры с жвалами, не кидались черные линии. Ничего. Похоже, все дошли до предела. Двенадцатый измотал не только противников в последнем бою, но и самого себя.
— Хорошо, пойдем дальше, — уговаривал себя Рехи, когда сознание тронул слепой животный ужас. Звук голоса тонул в безмолвии. Движения выглядели излишними в застывшем царстве. Лишь вились на ветру истершиеся гобелены. По воздуху плавали случайные предметы обстановки: статуи, картины, обломки мебели. Они закручивались воронкой вокруг Цитадели. Вернее, развалин. Четкой формы она не имела. Вроде торчали серые башни, вроде стояли стены, скалящиеся бойницами. Но в разных местах то исчезали, то возникали галереи и пристройки. Контуры незаметно менялись. Рехи запоздало понял: «Дурной знак такая тишина. Западня?»
В тот же миг воздух прорезал страшный скрежет. Резко пришла в движения воронка, змеями обратились колючие лианы.
— Рехи! Берегись! Черные линии! — истошно закричал в отдалении Сумеречный Эльф. Рехи успел обернуться, но не нащупал белых линий, не свил надежного щита. Меч бы тоже не спас. Но Рехи не отшатнулся и не попытался убежать. Он сам пришел в ловушку, не зная, как все исправить. А если уж и бессмертные не ведали, оставалось только действовать, как чувствовал. Он не боялся. Если так пытались убить, значит, боялись его. Рехи стоял на месте и просто ждал, когда гнев падшего Стража обрушится на него.
— Ты думаешь, все отчаяние растет из черных линий ненависти, — сказал медленно Рехи.
Линии впились в него, но боли не последовало. Они растворялись и исчезали, как грязная вода. Бессильные веревки сотен разрушенных виселиц.
— В моем отчаянии нет ненависти. — Голос его окреп, как ветер в бурю, он продолжал: — Это не отчаяние, это — скорбь. И если цена чудес — чья-то смерть, значит, и в чудесах немало скорби.
Линии ввинчивались и оплетали, но Рехи не замечал их, он просто двигался дальше. Недоступный для боли и ярости, вне всего. Один в целой Вселенной. Лишь четыре буквы имени сына блестели на острие стрелы. Натянутый лук разгибался, отпускал в полет. Рехи не ведал, остается ли тело или он уже вышел вон из старой затертой оболочки. Сильнее смерти боль души. Он просто шел к последнему ответу.
В глубине сада его встретил печальный хоровод безголовых скелетов. Они бились в конвульсиях, руки и ноги сгибались в неестественных направлениях.
— Здравствуй, Мирра, — кивнул Рехи. И один из скелетов откликнулся, остановился их неверный танец. Иссяк скрежет, и вновь повисла тяжелая тишина. Рехи смотрел на изуродованные останки, не ведая, кому пришло в голову еще и обезглавить поруганное тело. Наверное, лиловому безумцу, ведь черепа, как оказалось, лежали рядком на каменной скамье. В глазницах горели свечи. Скелеты — артисты на сцене помешательства монстра, и черепа их — зрители собственной смерти. Страшно. Холод пробежал по спине, доказав, что тело еще не рассталось с духом. Рехи поежился, неуверенно и печально продолжая:
— Мирра, а ты ведь никого не обвинила после такой ужасной гибели. Что же твой любимый? Не дал тебе покоя после смерти? Тварь он, Мирра, не стоил тебя. Прикопать бы его под обелиском давным-давно. Так нет же, нарек себя богом. Такие вообще любят себя нарекать правителями мира. Прости меня, Мирра, я не лучше. Но вы же слышали меня! Я пытался спасти вас. — Рехи покачал головой и вздохнул: — Пытался… да не спас…
Безголовый скелет в изорванном белом вышел вперед, воздевая ладони к небу, точно умоляя избавить от вечных страданий. Рехи протянул руку, дотрагиваясь до костяных пальцев, по щеке его скатилась слеза:
— Мы похожи с тобой сейчас.
На мгновение скелет оделся плотью, вернулась голова, усыпанная завитками нежных кудрей, мелькнуло исполненное горести лицо убиенной принцессы. Она кивнула и отошла, уводя за собой в неизвестность всю процессию из скелетов — отца, друзей, подданных. Их окутывало мягкое сияние белых линий, в них они растворялись легким туманом. Рехи узрел сонм теней, невольно освобожденных им из заточения Цитадели. Стоило моргнуть — все растворилось. Остался онемевший черный сад с застывшим гербарием цветов и взбухшими венами черных колючек.