Голод Рехи (СИ)

«Все-таки есть в страсти что-то от поедания друг друга… Страсть тоже голод», — невольно задумался Рехи, вспоминая, с какой жадностью его язык сплетался с языком девушки, как упоенно он кусал ее припухшие тонкие губы, а потом и обнаженную маленькую грудь. Но тут же проскальзывали картины с человеческим мясом, вывалившимся из крынки в деревне. Голод… Поедание друг друга… Впрочем, эти воспоминания не приносили омерзения. Уродство и красота — что это? Хотя Лойэ ощущалась прекрасной, на уровне чего-то неосознанного, забытого.

— Подумаешь, — отмахнулась Лойэ, откидываясь на шкуру мохнатого ящера, расстеленную в углу хибарки. Из дальнего противоположного — доносился нестройный храп одного из стариков: никто особо не отгораживался и не скрывался друг от друга. Если древняя развалина что-то и увидел, это оставалось его личными впечатлением. Так думали и Рехи, и Лойэ, и все в поселении.

— Будто ты всегда об этом мечтала, — поморщился Рехи, вспоминая, как Лойэ еще девчонкой нещадно била его, пользуясь тем, что у нее-то есть отец, а задохлика-сироту некому защитить. Но теперь… Теперь она тоже не собиралась становиться его собственностью или таять от великой благодарности.

Она хотела еще крови, но человеческой. Грудь ее часто вздымалась, она слизывала кровь с подбородка, отчего глаза ее нервно бегали, изучая низкий потолок шатра, состоявшего, конечно, тоже из разномастных шкур ящеров.

«Если бы мы не пили кровь людей, мы могли бы торговать с ними», — иногда вспоминались слова того чудака, который упрямо питался ящерами. Что ж, в чем-то он оказывался прав: эльфам и правда лучше удавалось выслеживать рептилий. Обоняние и инстинкты прирожденных охотников подсказывали местоположение логова, помогали определить количество зверей в нем. Поэтому ящеров легко ловили на шкуры. Тех, что поменьше, отправляли на одежду, тех, что покрупнее — на шатры. Из клыков делали оружие, а мясо использовали по-разному, но не для еды. Сцеживали в глиняные крынки кровь, на черный день. Впрочем, в мире, лишенном света, не находилось различения дня и ночи. В нем выжили только те, кто подстроился под вечный мрак. Ящеры — последние животные. А люди, видимо, хуже ящеров.

Лойэ лежала неподвижно, но в ней читалась скрытая нерастраченная агрессия, и Рехи показалось, что перед ним не девушка, а одна из диких рептилий. Кажется, она не до конца утолила свой голод, поэтому неопределенное стремление чем-то насытиться выражалось в ином желании.

«Что ж, здорово вышло!» — ухмыльнулся Рехи, уже придумывая злодейский план, как не докармливать девушку. Впрочем, это показалось слишком жестоким.

Оба прекрасно знали, каково долгое время ничего не есть, чувствовать, как силы исходят из усыхающего тела. Кожа истончалась, навыки притуплялись, в ногах не обреталась легкость. Тогда мысли не занимало больше ничего, терялись стремления, элементарные потребности. Сон не приносил облегчения, потому что в нем алым туманом маячила пища-пища-пища, много-много еды! А пробуждение оглашал болезненный вопль отчаяния.

В тяжелые времена в общине так и сходили с ума, уносились в пустошь, неведомо куда, терялись среди пещер, отдавая свои кости на милость ящерам. Впрочем, некоторые возвращались, принося радостные вести или даже притаскивая парочку пленников. Некоторые делились добычей, впрочем, среди общины тогда уже не существовало своих и чужих, терялись все остатки родственных связей. Кто успел — тот и выжил.

Помнится, Лойэ в один из таких ужасающих периодов оттолкнула Рехи от свежей тушки, да с такой силой, что он поразился. С тех пор он и приметил ее для отряда.

А потом, когда уже вместе им случилось удачно поохотиться, как-то само собой они оказались вдвоем обнаженными на подстилке из шкур. Голод — это голод, а сытость — это и страсть, и веселье, и все, что угодно. Но когда ее нет, остается только болезненная мысль о крови, а вязкая жидкость, что бежит по телам ящеров — отвратительная замена. Впрочем, порой радовались и ей. Но не теперь… Теперь больше заботила буря.

— Как думаешь, стоит возвращаться в эту деревню еще раз? — говорила Лойэ, накидывая через голову робу и натягивая штаны.

— Пока не стоит, — ответил Рехи. — Но через какое-то время еще можно. Ты знаешь еще деревни?

— Мне кажется, они соберут новый отряд, чтобы выследить нас. Не хочу превращаться из охотника в добычу.

— А клык тебе на что?

Девушка молча поскребла в спутанной шапке волос, слегка взбивая их, и села возле недоделанной туники. Все-таки стариков не бросали, потому что они приносили пользу, храня память о прошлом.

Откуда бы еще новые дети черного мира знали, как снимать аккуратно костяными и каменными ножами шкуры и делать из них одежду? Откуда бы почерпнули навыки изготовления обуви? А носиться босяком по неприветливым камням — незавидный удел жестких лап ящеров.