Голод Рехи (СИ)

Он смутно догадывался, что его ждет. Ларт снова играл с ним, и по деревне искал явно не для обычных заданий. Ему нравилось испытывать своего эльфа. И Рехи все больше чудилось, что его тянут за руки и ноги в разные стороны — предводитель полукровок и древний семаргл. Но конечная цель обоих — использовать как орудие в своих планах.

— И что же? Никогда не хотелось подольше помучить жертву? — испытующе узнавал Ларт.

— Как тебе своего отца? — поддел его Рехи, обрывая: — Нет, ни разу.

«После знакомства с тобой, Ларт, я понял, что в моей деревне у меня еще была хорошая жизнь», — отметил про себя Рехи. Чем дальше уходил образ родных кочевников, тем более прекрасным он казался. Те простые дни честной — или не совсем — охоты теперь наполнялись для Рехи необъяснимым очарованием. Несмотря на сытую жизнь среди полукровок, он не мог уже долгое время отмыться от просачивающегося под кожу запаха тлена и разложения. Казалось, потихоньку стухал он сам.

— Значит, сейчас попробуешь.

— Может, ты сам? А?

— Ты уже стал моим телохранителем и шпионом. Станешь теперь моим палачом, Рехи. А если откажешься — Ветер всегда голоден. Или же я сам удовлетворю свой голод.

Синие глаза пугающе загорелись, отчетливее обычного выдвинулись четыре клыка. Ларт в очередной раз напомнил, какое на самом деле занимает положение Рехи. В их разрушенном мире существовало множество способов умереть. Но превратиться в корм ящера почти по своей воле, без сомнения, считался одним из самых нелепых.

Ларт завел в свой обширный шатер, где у одной из толстых опор в самом центре сидел привязанный человек. На совершенно голом теле обнаружились многочисленные синяки и царапины. Похоже, Ларт уже поработал над ним. Лицо человека уже кто-то как следует «помесил», оставив на память о себе рассеченные брови, расквашенный нос и несколько выбитых зубов.

— Итак, это и есть наш «друг». Слышишь, «друг»? В последний раз по-хорошему спрашиваю: когда выступает твоя армия? — воодушевленно сказал Ларт.

— Пошел ты к ящерам, солнце тебе на голову! — выплюнул вместе с кровью пленник. Рехи невольно вспоминал себя в деревне людоедов, ведь его так же приковали в ожидании съедения.

— Это не ответ. Рехи! Сделай больно этому человеку.

— А как?

Ларт недовольно цокнул языком и отвел Рехи на противоположный край шатра.

— Не смей портить допрос! Ты воин. Ты стольких убил. Придумай! Я верю в твою фантазию.

— Обычно я ел их, — признался растерянный Рехи. Когда ему казалось, что жизнь не принесет новых мерзких сюрпризов, случалось очередное приключение. И в деревне полукровок все больше вот такого паскудного рода.

— Если мы выбьем из него сведения — съедим свежатину вместе. Как обычно: вся кровь тебе. Я довольствуюсь подсушенным мясом. Ты делай, я буду говорить.

Рехи кивнул, тут же вспоминая, что в случае малейшего неповиновения Ларт поживится сладкой кровью эльфа. Так они вновь вернулись к пленнику.

— Ну, так что? Мы с напарником посовещались: если ты скажешь, когда армия выступает, мы тебя отпустим. А там добирайся до своих, как хочешь!

«Но это же ложь!» — подумал Рехи и тут же прикусил язык. Он явно ничего не понимал в допросах, а врать ему особо не приходилось. Он мог бесконечно ненавидеть людоедов, но при этом такое наглое вероломство отзывалось тоскливым чувством в сердце.

— Пошли вы оба!

— Рехи, все-таки сделай ему больно!

Рехи лишь размахнулся и наконец-то выплеснул свою злобу на Митрия, вот только его кулак достиг вовсе не того лица. Но раз уж не оставалось выбора, то представился хоть случай выпустить пар. Только и здесь Ларт ограничивал свободу, недовольно скривившись:

— Нет, сделай ему по-настоящему больно!

Он с нажимом говорил «по-настоящему», и Рехи услышал в этом другое значение: «изощренно больно». Тогда в нем вдруг пробудилось нечто крайне темное, невероятно гадкое. Он вспоминал рассказы Ларта о том, как тот съедал заживо собственного отца. Это будило отвращение, смешанное, как ни страшно признать, с восхищением.

Рехи набрал побольше воздуха в легкие, включая свою фантазию, ту часть, в которой он никогда не признался бы себе. Он не привык слишком долго играть с добычей, никогда не получал наслаждение от загнанных в ловушку жертв, не заставлял умолять о пощаде. Он просто ел, просто охотился, все просто… до этого допроса.

Теперь же Рехи наклонился над пленником и прокусил ему руку, слегка глотнув крови, но тут же отстранился. Ларт с интересом наблюдал за всеми действиями. Рехи же убрал зубы и подключил пальцы, засовывая их в крошечные дырочки и разрывая края раны. Потом удалось ногтем подцепить кожу и потянуть ее, срывая тонкой полосой.

— Нет! Нет! — истошно взвыл лазутчик. — Не надо! Прошу! На надо! А-а-а!

Рехи только сосредоточенно сопел, рассматривая отчужденно, как его собственная рука сдирает заживо кожу с человека. Сочувствия или ужаса от происходящего не оставалось. Лишь какой-то новый уровень отвращения к самому себе. Рехи перешел еще одну черту, и теперь казалось, что он способен абсолютно на любое деяние. И, кажется, Ларту это нравилось, он кратко приказал: