— Абсолютно от всего, — размеренно отчеканил он. — От любви, от привязанностей, от желания завести дом.
Рехи замер на мгновение, а потом вскинул голову и вдруг рассмеялся. Ему казалось в тот момент, что он намного умнее своего недопроводника. Этот крылатый не мог взять в толк простейшей сути человеческой души. Может, он и любил кого-то в далекие времена, но с тех пор явно позабыл это чувство. Поэтому у него и выходили не Стражи, а какие-то уроды. Не просто так его не терпел Сумеречный.
— Тупые вы, хоть и древние, — отсмеявшись, обрубил Рехи, с каждым словом все ниже опуская голову: — Для чего тогда великая сила? Ради кого? Ради себя? Да кто я? Тело с клыками, которому лишь бы крови нажраться. Вот и все, кто я в одиночестве и без всех. Свободному от всего остается только одно — смерть.
Митрий безмолвствовал, и его молчание в неподвижном воздухе подсказало, что в невольном восклицании Рехи ответил на свой давний вопрос о конечной цели их путешествия. Его готовили не как важного воина, а как неизбежную жертву.
От этого по телу сначала прошла судорога, но потом Рехи буквально разорвало от ярости. Нет! Такого он с собой бы уж точно не позволил сотворить! Это даже хуже, чем быть привязанным к вонючему столбу в деревне людоедов. Тело само резко напружинилось и кинулось вперед. Кулак рассек зависшие в пустоте песчинки. Благостное лицо Митрия уже давно просило крепкого кулака, вот только в воинской выучке семаргл преуспел. Сначала он уклонился, а когда Рехи замахнулся еще раз, поймал кулак в ладонь и сжал его с такой силой, что пальцы нападавшего заскрипели.
— Мы всегда оставляем выбор, — спокойно отозвался Митрий, поворачиваясь к Рехи спиной. Скорбно блеснули его прозрачные карие глаза. Рехи на какое-то время застыл на месте, встряхивая вывернутой кистью и негромко шипя. Но стоило противнику повернуться спиной, как он повиновался врожденному инстинкту зверя и кинулся вперед.
— Что, эльф, изменяет ловкость? Спотыкаешься на ровном месте? — хохотнул кто-то из проходящих стражников, отсалютовав копьем и довольно кряхтя от коротких смешков. Щербатое лицо не запомнилось, Рехи только фыркнул, отплевывая пыль, но вся его ненависть устремилась к бессмысленно пришедшему и загадочно исчезнувшему проводнику. Движение вернулось к вещам, полукровки продолжали заниматься своими делами, ни о чем не догадываясь.
«Ах, раз выбор! Раз выбор! Щас будет тебе выбор!» — подумал Рехи, поднимаясь на ноги. Он побродил по деревне, не пытаясь узнать, нужна ли где-то его помощь. Стражники больше не встречались, вернее, он хорошо избегал их. Зато застал недалеко от пещеры с водой свою Теллу за прежним занятием: она, расставив ноги над горсткой глины, лепила посудины с неровными краями. Рехи какое-то время смотрел на нее, усиленно представляя девушку обнаженной, да еще поза вполне позволяла. Когда появился эффект, Рехи подошел к ней с решительным заявлением:
— Телла! Я хочу тебя!
— Но я работаю… — рассеяно отозвалась Телла, перебирая измазанными пальцами.
— Успеешь! — оборвал ее Рехи. — Хочу прямо здесь.
Телла неуверенно поднялась и подошла, рассматривая с опаской, как ящера. Рехи без лишних раздумий развернул ее к себе спиной, заставив упереться руками в стену шатра и расставить пошире ноги, прогнувшись в пояснице.
«Ну что, Митрий? Я сбился с пути? Да? Вот так сбился? Предался разврату? Вот лучше же было стать стражем в лиловом балахоне с его Миррой! А как он защитил свой мир? Как, я спрашиваю?» — злобно обращался протестующий Страж Мира к своему «создателю». Ему нравилось демонстрировать свою «несвободу от всего».
Уже через минуту Рехи брал Теллу, торопливо и, наверное, чересчур жестко. Подспудно он ждал сопротивления, потому что Лойэ за такие игры тут же причиняла ответную боль укусами или царапинами, порой оставляя длинные багряные борозды на спине. Телла же лишь покорно стояла со склоненной набок головой. Ее темно-синие глаза уставились куда-то в пустоту и совершенно застыли, как у трупа.
Рехи не получал особого удовольствия и не пытался доставить его, он лишь доказывал Митрию, что еще живой и у него есть выбор. Для этого ему хотелось сделаться еще более мерзким и распущенным, чем раньше. Росла уверенность, что семаргл где-то поблизости, наблюдает за рваными движениями дергающихся тел. И от этого в душе поднималось невероятное приятное злорадство. Рехи чувствовал себя частью гниющего отвратительного мира, но зато вполне себе живой частью, которая еще способна на плотские наслаждения, которая еще испытывает голод. Но от каждого нового механического движения ему все больше казалось, что он просто живой труп, как и все вокруг.
После спонтанной близости с Теллой пришла еще большая опустошенность, тем более безответная девушка лишь одернула тунику вниз и безразлично вернулась к работе. Не хотелось даже сравнивать ее с Лойэ.
А потом Телла вдруг мимолетно подняла глаза, и они блеснули нехорошим огнем, уже отнюдь не как у мертвеца. Она процедила едва слышно сквозь зубы:
— Правду говорят: ты зверь с дальних пустошей.