Голодная бездна

– Обыкновенно. – Меррек приподнялся на локте, чтобы наполнить кубок вином. – Пей воду, луноликая, ты больше нигде в этом городе не попробуешь живой воды… я слышал всякие беседы… и Мать не похвалит меня, если я донесу их до человеческих ушей. Но подумай… у тебя есть уже многое… и да, забыл упомянуть. Про Илькадорра говорили, что он был великолепным музыкантом.

– И на чем играл?

– На флейте… свирели… может, на барабанах… давние истории порой неточны в деталях.

Теперь он откровенно смеялся над Тельмой, потому что знал точный ответ на ее вопрос, но что ей оставалось? Только улыбнуться в ответ.

И поблагодарить за историю.

Те, бледные создания, они ведь не могли быть альвами? Или все-таки… тонкокостные, изможденные, семена, выросшие без солнечного света, пустившие корни в чужую землю, отравленную чужою же силой и яростью низвергнутых богов.

– Пей, луноликая дева… пей и не думай о плохом… если будет нужда, просто позови. – Меррек коснулся когтем губы. – Я услышу голос твоей крови.

Глава 33

Джонни с бумагами устроился на диванчике.

Странное дело, получив согласие Мэйнфорда, он разом успокоился, точно поверил, что всенепременно получит ответы на все вопросы. Читал он внимательно. И с каждым листом хмурился все больше. Дочитав папку, аккуратно сложил листы. Выровнял их пальцами – это вряд ли было нужно, но Мэйнфорд не мешал – и снова приступил к чтению…

Некоторое время Мэйнфорд наблюдал за доком, но после одернул себя: хватает иных дел.

– Сиди уже, – велел он Джонни, который встрепенулся было. – Надоест – убери в стол. Ключ под столешницей…

– А…

– Бэ. Найдешь и договоришься. Я поеду с вами.

Это было совершенно лишним, но Мэйнфорду почему-то совершенно не хотелось выпускать Тельму из виду.

Ее и ее нелепого медведя, мысли о котором не шли из головы.

Сейчас, что ли, позвонить Алиссии? Нет, не из управления, где слишком много лишних ушей, да и… слишком уж Мэйнфорд расслабился. К работе вернуться стоит.

К допросной номер три. Мэйнфорд и сам не знал, почему именно здесь ему думалось легче. Он пробовал и вторую, и первую, и собственный кабинет, но там мысли текли иначе, лениво и хаотично. Эта же серая комната, в которой только и было, что стол, пара стульев и замечательная белая стена, обладала удивительным свойством мысли упорядочивать.

…номер первый. «Веселая вдова».

Стрельба.

На стене появился значок – пара перекрещенных автоматов.

А чуть ниже – альвийская руна «Таор».

Отверженная.

И лилия.

Мэйнфорд отступил, постоял несколько минут, пялясь на стену. Нет, ничего. Голова была пуста, голоса и те отступили, будто нарочно, чтобы позволить ему всецело осознать эту гулкую пустоту и собственную никчемность.

Ладно.

…под альвийской руной появилось изображение крошечного кораблика. А от него потянулась нить к сколопендре. Мэйнфорд сначала позволил силе оставить отпечаток, а уж потом хмыкнув, сообразив, каким обличьем наделил дорогого братца.

…и что это дает?

Ничего.

Ладно, второй эпизод. По хронологии выявления второй, а в реальности, возможно, первый.

Пропавшие дети.

Свирель.

И снова лилия.

Он задумался, стоит ли добавлять в общую картину свой безумный сон, но после отказался.

…мертвые женщины. И лилия. Даже венок из лилий, потому что это – личное, а значит, близкое. И если повезет, а Мэйнфорд очень рассчитывал на везение, этот след что-то да даст.

…светлячок.

И змея над кубком. Женщин искали. Женщин меняли. И найти того, кто способен на подобное, не так уж сложно.

– Наскальной живописью занимаешься? – поинтересовался Кохэн. Он вошел без стука и в дверях остановился. – Не жаль государственное имущество портить?

– Восстановлю. Не мешай.

Голубка.

Откуда взялась голубка? Порой в голове Мэйнфорда появляются странные символы. И этот удается понять не сразу, только когда сила привязывает несчастной птице колокольчики.

Золотые.

…та женщина, Мэйнфорд никогда не жаловал театр, но однажды пошел, уступив Алиссии. И постановка была романтической. А где романтика, там и голуби.

Голубки.

На Элизе Деррингер был белый костюм, расшитый золотыми лентами и перьями, он почему-то не казался глупым, как не выглядели наигранными театральные страсти. Кажется, в какой-то момент Мэйнфорд всерьез увлекся.

…то дело он не любил вспоминать, и не потому, что Гаррет был в нем замешан. Скорее уж из-за той голубки-женщины, которая в финале постановки умерла. И Алиссия рыдала у Мэйнфорда на плече, а он злился, помнится, не понимая, как можно романтическую историю заканчивать смертью.

…и как можно убивать свой дар?

…тогда в доме назойливо пахло кровью, густо, резко, как будто бы женщину и вправду выпотрошил мясник. Но она сама была виновата… конечно, сама.

…как и он в последовавшем срыве.

От голубки к светлячкам протянулась линия.

Надо будет сравнить, не фотографии, пусть полицейский художник поработает со снимками, постарается восстановить лица такими, какими они были до попадания в воду. И если сходство действительно существует, то к делу придется вернуться.

Мэйнфорд покачал головой.

Все?

Или нет… конечно, нет.