Голодная Гора

Она улыбнулась Хэлу, глядя на него с сочувствием и пониманием.

- Ты ее помнишь? - спросил он.

Джинни отрицательно покачала головой.

- Помню только ласковый голос и темные волосы. И как она меня целовала, когда меня приглашали к чаю, - сказала она.

Хэл смотрел прямо перед собой, засунув руки в карманы.

- Понятно, - сказал он. - Самое ужасное, что я и сам помню не больше твоего. А ведь я любил ее больше всех на свете. - Он снова попытался открыть дверь, но она слишком разбухла от сырости. - Не могу открыть, - сказал он. Она закрыта навечно. - Он отвернулся, пожав плечами. - Пусть все остается, как есть, - сказал он. - Все равно в этой части дома никто больше не будет жить.

Она пошла за ним по галерее в сторону лестницы. Прятальщики перешли в старый дом. Большой холл был пуст.

- Как странно, - сказал Хэл, - обычно считается, что привидения водятся в старых домах, в новых их не бывает. А вот в этом новом крыле я их так и чувствую.

Джинни протянула ему руку.

- Ты ведь ничего не имел бы против, если бы это был дух твоей мамы, правда, Хэл? - сказала она.

Она была олицетворением молодости, отваги и уверенности в себе. И не стеснялась держать его за руку, когда они стояли молча в ттишине.

Хэл покачал головой.

- Нет, как это ни странно, я не чувствую здесь духа моей матери, говорил он. - Здесь по-прежнему живет дух отца, он скрывается в темных углах. Пойдем отсюда, Джинни, я не хочу о нем думать, я хочу думать о нас с тобой. Сейчас ведь Рождество, время для веселья и счастья.

3

Когда январь подошел к концу, и рождественские праздники кончились, Молли и ее муж взяли Лизет к себе, и она осталась жить в соседнем графстве, а Кити поехала гостить к своим родственникам Флауэрам в замок Эндриф. Один только Хэл уехал снова на ту сторону, предполагая провести один день на Ланкастер-Гейт, прежде чем возвращаться в Оксфорд.

- Помни всегда, - говорил дядя Том, прощаясь с ним на причале в Дунхейвене, - что наш дом для тебя родной, и ты всегда можешь найти у нас приют, и не потому, что ты сын своей матери и не ради твоего отца, а просто потому, что это ты. Мы все тебя очень любим. Джинни будет не хватать твоей дружбы.

- Спасибо, дядя Том, - сказал Хэл, - я буду это помнить.

Сердце его наполняла глубокая грусть, когда пароходик выбрался из гавани в залив Мэнди-Бей, и Клонмиэр, Дунхейвен и остров Дун превратились в легкие серые тени на фоне гор. Праздники, которые так много для него значили, стали уже частью прошлого. Он не знал, придется ли ему когда-нибудь вернуться в эти края, и его охватывало отчаяние при мысли о том, что эта разлука - навсегда.

Когда он приехал на Ланкастер-Гейт, отца и мачехи не было дома. Он сидел в гостиной, листая журналы. У него было такое ощущение, что вся комната пропитана духом Аделины, наполнена ею - вот ее вязанье, ее книги, бумага для писем на письменном столе. Все на своих местах, все аккуратно, но как-то бездушно, не чувствуется уюта, и он сидел, ожидая, что вот-вот раздадутся ее быстрые твердые шаги, ее резкий скрипучий смех. Его охватил прежний страх еще школьных лет, страх перед необходимостью поддерживать беседу, и для того, чтобы успокоиться, он прошел в столовую и налил себе щедрую порцию виски с содовой. Это был единственный способ выдержать вечер. В Дунхейвене у него ни разу не возникало подобного желания. А вот здесь, в холодной бездушной атмосфере Ланкастер-Гейт, он не мог без этого обойтись. К тому времени, когда вернулись отец с мачехой, ему стало тепло и все на свете безразлично; страхи его сменились ложной храбростью. Жизнь уже не казалась непреодолимо сложной, он чувствовал себя в силах ей противостоять.

- В Клонмиэре, верно, все заросло грязью, как в свинарнике, - сказала перед обедом Аделина, - но вам, я полагаю, это было безразлично, и вы ели кое-как и где придется.

- Напротив, - возразил Хэл, - Молли кормила нас на убой, словно боевых петухов. А кроме того, рядом были дядя Том и тетя Гариет, а уж они-то никому не дадут голодать.

- А, это, наверное, тот пастор, у которого жена целыми днями торчит на кухне? - поинтересовалась Аделина. - Это ведь ваши единственные соседи, больше никого нет на целые мили. Как только твой отец мог выдержать такую жизнь? Это выше моего понимания.

- Калагены - добрейшие люди на свете, я не знаю никого лучше них, сказал Хэл. - Дядя Том и папа были прежде просто неразлучны.

- Faute de mieux*, - рассмеялась Аделина. - Теперь, я полагаю, у него вряд ли найдется что-нибудь общее с каким-то скучным пастором, который живет в этой глуши. Если бы не майорат, твой отец завтра же продал бы это имение, он не раз мне об этом говорил.

[* За неимением лучшего (фр.).]

В гостиную вошел Генри, и через несколько минут слуга доложил, что обед подан.