Голодная (ЛП)

— Это не смешно. — Я обрываю себя на середине фразы, как будто это может удержать шум, появившийся снова. — С другими такого не происходит. Я знаю. Со мной что-то не так. Я уродка.

— Я не уверена в этом, — говорит она спокойно. — Звучит так, как будто у тебя урчит в животе.

Должно быть, я выгляжу испуганной, так как представляю каких-то паразитов, разгулявшихся у меня в желудке, жаждущих моей крови.

Бабушка кладет руку мне на колено: — Так всегда происходит, когда человек чувствует голод. Наш желудок так реагирует.

— Ради Бога, не говори маме! — я почти кричу. — Она никогда не простит мне.

Бабушка фыркает. — Даже самые лучшие прививки не способны противостоять силе хорошего жареного цыпленка!

— В этом нет никакого смысла, — говорю я ей. — Я даже не знаю, каким должен быть жареный цыпленок.

— Но где-то в глубине твой мозг знает, — говорит бабушка. — И моё описание было настолько сильным, что на мгновение пробудило в тебе едока. В смысле, ну, люди же ели еду сотни тысяч лет до прививок. Это нормальная, естественная реакция, Талия, не стоит её стыдиться.

— Тебе легко так говорить. С тобой же этого не происходит.

— О, ты испытала бы шок, услышав те звуки, которые мы издавали во время еды. — Отрыжка, бульканье и пуканье! — она смеётся. Твой дедушка Гектор мог отрыгнуть своё имя после нескольких бокалов пива.

— Отвратительно, — говорю я.

— Вообще-то, если пукнуть вовремя, это может быть достаточно смешным, — если хочешь знать моё мнение.

Я трясу головой: — О, бабушка.

— В любом случае, Тал, я бы не слишком волновалась по поводу шума, который издаёт твой животик, — говорит она подмигивая. — Я уверена, что это пройдет. — Она смотрит вниз на то, что я связала. — В старые времена мы бы назвали это прихваткой.

— И что вы делали с этим? — спросила я, пытаясь придумать способ применения чему-то столь маленькому.

— Ею пользовались чтобы держать, не обжигаясь, горячий чайник.

— Я постоянно забываю, что еда была горячей, — я примеряю лоскут к своей ладони, затем смеюсь над тем, каким абсурдным кажется бабушке наш мир. — Сейчас я могу использовать это, чтобы держать свой Гизмо.

— Отличная идея! — Моя бабушка как всегда находчивая, забирает у меня лоскут, складывает его пополам. — Добавь сюда ленту и будет идеально.

Слышно как сверху трезвонит основной экран. — Брр, — рычу я. — Наверное мама прислала ещё какие-то виртуальные рассылки. Она думает, что мне нужна новая одежда.

Бабушка хмурится: — А мне нравятся твои короткие юбки и джинсы.

— Естественно они тебе нравятся — они ведь были твоими.

— Когда их носила я, это был обычный стиль фермерских девчонок, но у тебя это чудесный независимый стиль одежды. — Экран звонит снова. — Может быть, это сообщение от твоего папы или друзей, — говорит бабушка. — Ты же знаешь, что ничего не случится, если ты принесёшь свой Гизмо сюда.

— Мне нравится быть там, где на меня ничего не тявкает.

Бабушка кивает, потому что понимает меня, как никто другой. Мама говорит, это потому, что я в душе старушка. Я воспринимаю это как комплимент.

— Наверное, схожу проверю, кто там, — говорю я вздыхая.

— Все хорошо, золотце, говорит бабушка. — Спасибо за хорошо проведённое семейное время.

— Я вернусь, — говорю я, но она лишь улыбается, склонившись над длинной цепочкой петель на её коленях.

* * *

Наверху я вижу аватарку Язи, мигающую на главном экране, и провожу пальцем по гладкой панели, чтобы принять звонок: — Привет, что случилось?

— Ты где была? — ворчит она. — Я звонила тебе, наверное, миллион раз.

— Я была внизу с бабушкой. Ты сейчас на своём ЛРК? — Я указываю на её камеру, которая парит над её левым плечом.

— Не живьём. — говорит она. — Запись. Я вырежу тебя потом. — Она щёлкает по камере, та оказывается у неё коленях, теперь видно комнату, где на полу разбросана половина вещей из её шкафа.

— Ты изменила свои глаза? — спрашиваю я, изучая её лицо, пытаясь вычислить, что она изменила сегодня.

— Ага, — она моргает яркими голубыми глазами. — Тебе нравится?

— Нормально. Я даже не могу вспомнить, какой был твой настоящий цвет.

— И свои волосы. — Она взмахивает платиновыми волосами, которые раньше были двухцветными — синими и фиолетовыми. — Эй, — присматривается она ко мне. — Ты что, отвечаешь с главного семейного экрана?

— Да, а что?

— Почему ты не можешь использовать свой Гизмо, как все остальные, чтобы нам никто не помешал?

— Я неспособная, — отвечаю я, цитируя бабушку. — Просто не интересно.

— Но это значит, что я разговариваю с любым, кто есть в твоей гостиной. — Она крутится, демонстрируя черный лифчик и трусики, затем кричит: — Привет, Эпплы! — я вижу новый узор из двойной спирали на её талии.

— Во-первых, я одна. А во-вторых, не ты ли сейчас демонстрируешь каждый момент своей жизни на Личном Реалити Канале? — уточняю я.

— Оставь мой ЛРК в покое, — говорит Язя. — И потом, это другое. Я сама выбираю, когда показать себя, исходя из того, что получу взамен. Прямо сейчас я просто доступна. — Она театрально обхватывает себя руками, изображая скромность.

— Как тебе будет угодно, — говорю я, смеясь.