Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Весной 1928 года, получив более 3 тысяч жалоб от казахов, пострадавших от реквизиций зерновых и скота, Политбюро начало расследование, ставшее известным как Семипалатинское дело. Расследование, во главе которого стоял Алексей Киселёв, секретарь ВЦИК, пришло к выводу, что «безобразия» затронули казахский аул, а не русскую деревню405. Чиновники по собственному произволу назначали штрафы и принимали решения о том, чей хлеб и скот подлежат конфискации: «Приезжает в аул уполномоченный, собирает сельсовет и решает, что у такого-то столько-то скота… считать не хотели. Нам жаловались, что таким образом высчитывали скот у казаков [казахов], живущих за 200 верст»406. В нижних слоях партии было «такое настроение, что можно штрафовать сколько угодно и никакого наказания за это не будет»407.

Комиссия пришла к выводу, что население было «терроризировано». Примерно 423 хозяйства с 22 тысячами голов скота бежали за границу, в Китай408. В целом, по оценке комиссии, 8592 хозяйства в губернии пострадали от насилия409. Доклад заканчивался выводом: «Одним словом, губерния, как мы ее просмотрели в течение нескольких месяцев со всех точек зрения, разрушена и экономически, и политически, разрушена всякая смычка»410. Хотя Киселёв жестко критиковал казахское партийное руководство, некоторые из представителей которого, как он обнаружил, торопили конфискационную кампанию, главным виновным Семипалатинского дела был признан партийный секретарь губернии Исаак Беккер, которого по итогам расследования отстранили от должности411. Начали работу следователи, возвращавшие жертвам насилия имущество и скот, но действовали они не слишком активно412.

Динамика насилия в Семипалатинском деле стала мрачным предвестием грядущей официальной конфискационной кампании. В Семипалатинской губернии проведение конфискации было доверено уполномоченным из числа этнических казахов, которых с этой целью командировали в различные уезды и волости. Затем эти уполномоченные совместно с аульными Советами или на встречах с аульными членами партии принимали решение, кто будет считаться баем. Эти уполномоченные находились под сильнейшим давлением губернского парткома, требовавшего от них хлеба и скота. Киселёв заключал: «Уполномоченным на местах выдавались директорские мандаты, которые не могли не создавать у местных работников впечатления, что конфискацию нужно производить во что бы то ни стало и при всяких условиях»413. Но, требуя масштабного изымания зерновых и скота, губернский партком вместе с тем не выдал четких инструкций. В позднейшем докладе о конфискации в Чингистайском районе сообщалось, что «точных данных не имеется. Протоколы конфискации не подшивались, не просматривались, поэтому по делу конфискации не было никаких ограничений»414.

Таким образом, семипалатинская кампания, как и последовавшая за ней официальная кампания по конфискации, были организованы так, что «перегибы» были неизбежны и фактически негласно санкционированы. Кроме того, в рамках этой кампании казахи не только могли, но и поощрялись к тому, чтобы самостоятельно принимать важнейшие решения – о принадлежности того или иного человека к баям, об объеме имущества и скота, подлежащего конфискации415. В некоторых случаях это привело к тому, что уполномоченные объединились с общинами, чьи припасы они должны были конфисковать, и защищали их от посягательств власти. В Каркаралинском уезде, по сообщению уездного парткома, как аульные коммунисты, так и местные рабочие оказались под влиянием рода Акаевых, организованно скрывавшего свой скот. Телеграмма парткому губернии гласила: «Требуем выслать Акаевых из пределов уезда как социально опасных»416. Власти Семипалатинской губернии в ответ назвали меры, принятые на уровне уезда, «недостаточными». Они приказали создать временную «пятерку» для контроля над конфискацией, которая включала бы несколько «сильных» партийных работников губернского уровня, и проинструктировали уездный партком о необходимости удвоить усилия по привлечению в партию бедняков, желательно из рода Акаевых417.

В других случаях власти сообщали, что та или иная община с готовностью приняла участие в кампании против баев и стала использовать понятия, сформулированные властями. Но вопреки предсказаниям партийных специалистов, что атака на баев ослабит родовые связи, кампании против баев часто помогали сохранить и даже укрепить узы родства. Об этом свидетельствует доклад уполномоченного по конфискации в Аягузской волости, где соперничали два клана – Байгулак во главе с Нурахметом Малдыбаевым (Нұрахмет Малдыбаев), сыном влиятельного родового вождя Берикбола Малдыбаева (Берікбол Малдыбаев), и Барлыбай – более многочисленный, но не такой богатый род. Уполномоченный сообщал, что члены рода Барлыбай единогласно проголосовали за изгнание Малдыбаева, и отмечал: