Голодная тундра

Больше никто ничего не сказал, потому что раздался вопль. Я даже не понял сперва, что это был голос медведя. Он испускал какой-то жуткий крик, похожий на предсмертный визг человека, полный ужаса и боли. Я бы никогда не подумал, что огромное хищное животное способно так верещать, как до смерти перепуганная девчонка. Зэк упал в кочку своим задом, поджав хвост, и стал вертеть головой из стороны в сторону, не понимая, что происходит.

Эйвен выпустил карабин и обеими руками схватился за свой талисман. Тимофей открыл рот, и папироса упала вниз. А я сидел, вцепившись руками в брезент. Барабанные перепонки у меня буквально вибрировали, а волосы на теле торчали, как иглы дикобраза. Вопль оборвался, как резко кончившаяся магнитофонная пленка. Медведь вдруг задергался, стал биться и вырваться, как будто он попал в капкан. Потом он словно просел. Лап его не стало видно. Лишь одна голова дергалась, как задетая высоковольтным проводом. Он взвизгнул и… заплакал.

Вы когда-нибудь слышали, как плачет медведь? Я вообще раньше считал, что плач – это исключительно монополия человека. Но в тот момент я слышал, как плачет огромный зверь, плачет своим звериным басом. Это был плач прощающегося с жизнью существа. Правду говорят – перед лицом смерти все одинаковы.

– Р-Р-ААУУУУУУУ! УУАА-А-А! ММММОООООУУУУУАААА!!!

– Господи боже, что с ним?! – Тимофей уставился в сторону рыдающего зверя.

– К-капкан? – спросил я на редкость писклявым голосом.

Неожиданно совсем рядом с нами взвыл Зэк, высоко задрав голову вверх. Однажды я видел, как собака выла так по своему погибшему брату, псу из этого же помета. Зэк выл точно так же, как будто прощаясь с кем-то родным. Да вообще-то все правильно – медведь гораздо роднее собаке, чем человек.

– Злой тундра! – голосом мертвеца пробормотал Эйвен, до белизны в пальцах сжавший в руке свой амулет.

– На помощь! – Володя вдруг выскочил из трактора и побежал к медведю.

Представляете ситуацию? Беспомощное существо – человек – бежит на помощь сильному и свирепому зверю, который ударом лапы способен свалить небольшое дерево.

Но в тот момент это казалось естественным – мы слышали плач, плач живого существа, взывающий о помощи. И мы, побросав оружие, бросились вслед за Володей. Лишь Эйвен, чуткий к любой букашке, почему-то остался в пене, превратившись в статую, и сжав губы так, что на их месте осталась узкая полоска.

– Ничего не пойму! – растерянным голосом воскликнул Тимофей. – Здесь что, трясина?

Медведь пропал. На его месте осталась лишь потревоженная кочка с примятой травой. А между округлых тел кочек булькала влага. Все вокруг было забрызгано мелкими брызгами крови. Глубоко дыша, мы растерянно озирались. Что здесь произошло? Зверь словно провалился сквозь землю. Но как? Там, в полуметре от верхнего слоя почвы матовое стекло вечной мерзлоты. Еще я ощутил – или мне просто показалось – что подо мной кочка пошевелилась и где-то там, в глубине, медведь последний раз подал свой голос. Я инстинктивно отпрыгнул назад.

– Пойдем отсюда! – вдруг сказал Тимофей и огляделся вокруг. Его рука машинально похлопала по бедру, как бы проверяя, на месте ли его добротный охотничий нож.

Мы поплелись назад и за всю дорогу не проронили ни одного слова. Зэк, и тот замолчал и только внимательно смотрел на нас своими умными карими глазами. Дойдя до тихо бормочущего трактора, мы увидели еще одно не менее странное зрелище. В «пене», по пояс раздетый, стоял Эйвен, глядя куда-то поверх нас. Его тело было полным, с желтоватой кожей и узкими плечами. От правого соска по животу у него шли три длинных белых шрама. Правой рукой, как повелось со вчерашнего дня, он сжимал амулет, а левой потирал эти шрамы.

– Эйвен, ты чего? – глухо спросил Володя. События последнего полчаса выбили устойчивый реальный мир из-под его ног.

Эйвен молчал. Он перестал тереть шрамы и замер. Потом повернул голову в одну сторону, в другую, и пробормотал:

– Комар нет…

– Что? – не понял Тимофей.

А я понял. Ведь когда сидишь в едущей «пене», комаров сдувает. Но стоит остановиться хоть на минуту, и тебя облепят облака гнуса. Воздух наполняется таким гулом, будто где-то невысоко в небе летит звено бомбардировщиков. И ничего, кроме плотной робы и накомарника не спасает в тундре от комаров. Любой противокомариной мази или репеллента хватает на полчаса, не больше. И если даже за это время насекомые не успевают хорошенько покусать вас, то в глаза, нос и рот они забьются.

Я в тот момент стоял без накомарника и не слышал ни единого писка зловредного кровососа. Вообще, стояла тишина. И этот гудящий комариный фон вдруг исчез, освободив множество других звуков, которые обычно были заглушены. И даже рокот двигателя не заглушал их. Журчание ручья, шелест травы, шепот ветра, учащенное дыхание успокоившегося Зэка, разномастное сопение мужиков, бряканье стекла в кабине трактора.