Голодная тундра

«Ты слышишь?» «Слышу.» «Злой дух. Это его голос. Голос голодной тундры.» «Что же делать?» «Поздно, ничего не сделаешь. Мы уже в ее владениях и просто так она нас не отпустит…»

Дикий хохот, донесшийся из соседних палаток, разорвал нить нашего мысленного диалога и заглушил вновь поднимающийся во мне ужас. Страх – он не уходил со вчерашнего дня. Он был начеку и лишь иногда подремывал, когда светило солнце. Возле палаток заскулил Зэк: если бы он находился в квартире, то можно было подумать, что он хочет по нужде, и его не выпускают. Но кругом была уйма свободного пространства, и каждую кочку при желании можно превратить в туалет. Зек бегал и скулил. Вот он гавкнул раз, другой.

– Замолчи! – крикнул Тимофей.

– ВВАУ! АВОВ! ВАВ! ВАВ!

– Зэк, фу!

– ВА-ВА-ВА-ВАВ!

Тимофей потянулся к карабину и пошевелил ремнем. Тот звякнул антапками. Зэк испуганно замолчал, услышав самый мерзкий и напоминающий о боли звук (Тимофей иногда воспитывал пса ремнем), но продолжал скулить.

– Зэк, с ума сошел?! – недовольно проворчал Тимофей.

– Собака плохой чует, – констатировал Эйвен.

– Дурак ты… У него как раз в это время крыша на баб едет.

– Собака плакать.

– Много ты понимаешь.

Я, как всегда, не удержался, чтоб не раскрыть рот:

– И комаров нет.

– И что? – Тимофей посмотрел на меня.

– Почему? '

– По кочану…

– Собака плохой чует, комар плохой чует, зверь плохой чует, – сказал Эйвен.

– Ох, студенты, горе с вами! – Тимофей улыбнулся. – Думаете, я первый раз встречаюсь с некоторыми странностями в тундре?

Он посмотрел хмельными глазами на Эйвена, а потом широко зевнул.

– Эйвен не бояться. Бхыкыйгун хранит Эйвен…

– Хранит-хранит, – согласился Тимофей, – все мы там будем…

Ему оставалось жить не больше двенадцати часов.

Утром пропал Зэк. Тимофей кричал, звал, свистел с полчаса и брякал ремнем на карабине. Потом, в конце концов, плюнул, выматерился, угрюмо добавив:

– Придет, я ему уши оборву!

Предстоял очередной рабочий день. Было восемь утра. Царило необычное оживление. Такое ощущение, что не утро, а уже день. Мужики о чем-то разгорячено спорили, говорили Степану. Тот был весь вспотевший, как будто только что бежал кросса. Сашка, промывальщик, парень лет на пять старше меня, стоял с влажным лотком в руке и что-то говорил ему, тыкая пальцем то в направлении ручья, то на лоток.

Тимофей подошел к ним и стал слушать, о чем они там беседуют.

Я еще сидел в палатке на своих нарах и не торопясь наматывал на ноги серые шерстяные портянки. Печь потухла еще ночью и палатку выстудило. Меня колотило, изо рта валил пар. С каждым новым днем чувствовалось все сильнее, что короткое чукотское лето на последнем дыхании, хотя днем еще было очень жарко.

Торопливо затарахтел пускач трактора. Через несколько секунд его заглушил рокот дизеля, словно «дэтэшка» ворчала на кого-то.

– Студент, бегом! – в палатку заглянул Тимофей, схватил свой карабин, закинул его на плечо, захватил с печки разогретую Эйвеном тушенку. Самого его не было – он всегда вставал рано.

Я присел к печке, взял банку, достал складень и принялся за завтрак. В палатку, едва не свалила меня, влетел Володя, ошарашено посмотрел на меня и заорал благим матом:

– Студент, идрит твою налево! Сколько жрать можно?! Все тебя ждут…

– Дак время-то.., – попытался оправдаться я, уже предчувствуя, что тушенку придется глотать на бегу.

– Что случилось?

– Работы полно! – Володя достал свой лоток, которым еще ни разу не пользовался, скребок и выбежал наружу. – Догоняй!

Затарахтел другой трактор. Все куда-то торопились. Значит, что-то произошло из ряда вон выходящее.

Я прыгнул в «пену». Эйвен, действительно сидел там, обняв, как девушку, свой карабин и, покачиваясь, что-то напевал. Тимофей только что закончил свой завтрак и отбросил свою банку в сторону. Я принялся глотать теплое мясо, одновременно запихивая в рот большие куски хлеба.

Первый трактор уже переехал ручей и на полной скорости мчался по своему маршруту. Володя глянул из кабины на нас и газанул вперед. «Пена» бешено дернулась. Банка, естественно, наполовину разлилась, уделав робу, и без того не отличающуюся чистотой. Я с великим сожалением проглотил остатки, тяжело вздохнул и тоже отбросил пустую банку. Володя из трактора тоже пытался что-то увидеть. Можно было подумать, что вот-вот они заметят табличку, на которой будет написано: «золото брать здесь!» Русло ручья было таким извилистым, широким и глубоким, что казалось, будто мы едем возле оврага.

– Оп! – крикнул Тимофей.

Володя дал по тормозам. «Пена» по инерции проехала еще немного и ударилась носом о гусеницу трактора. Меня все по той же инерции бросило вперед, и я распластался по железному днищу с видом замученной лягушки, оцарапав ладони и подбородок. Но мои проблемы были всем по фиг, потому что Тимофей уже кричал:

– Студент, не спи!

Когда я подошел к ним, то увидел, что глаза у них лихорадочно блестят. Они нетерпеливо ждали меня в русле, когда я, наконец, начну копать лопатой песок. Эйвен не разделял их настроения. Он лишь поглядывал по сторонам и, качая головой, шевелил губами. Наверное, он опять что-то твердил про тундру.