Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Я знал, что ты отреагируешь именно так, но я не мог рисковать тобой, понимаешь? Ты бы помчалась к Койн и тогда… тогда бы, ты просто повелась на ее наживку. Она на шаг впереди нас – я ведь говорил тебе.

Она замирает, словно боясь, походит ко мне чуть ближе. Пыл Сойки-пересмешницы угас. Переродок внутри обиженно скалится: допуская Китнисс ближе – я предаю самого себя.

– Наживку? – голос ее дрожит.

– Конечно, Китнисс. Для нее эти дети только наживка, – словно ребенку объясняю я.

Она мотает головой, а я прекрасно понимаю, что не должен разъяснять ей все это. Нужно держаться отстранено и холодно. Расчетливо. Сухо. Если нужно – грубо. Но когда ее стальные глаза беспомощно уставляются на меня, а губы девушки слабо подрагивают, я не могу молчать. Не могу не смотреть на нее так, как смотрел Пит Мелларк из прошлой жизни.

– Я не понимаю…

– Её возраст, возраст многих, так или иначе, должен был всплыть, – говорю, как можно спокойнее.

– Возраст?

Меня передергивает. Демон внутри меня уже потерял способность облачать свои мысли в слова – он молчалив, но от этого он не становится менее опасным. А когда шепот Китнисс наполняет меня всего до краев, словно нечто легкое касается моей оголенной кожи. Я делаю вынужденный шаг навстречу.

– Ты уверена, что мы говорим об одном и том же секрете?

Она нервно сглатывает. Странное поведение Китнисс настораживает меня. Мы ходим вокруг да около, не понимая друг друга.

– Ты и Хейвен… Ваш секрет…

– Да. Настоящий возраст Хейвен и многих трибутов. Я знал об этом, но знал, что не могу нарушить правила, и стать частью игры Койн.

Она все еще смотрит мне в глаза и это кажется мне ненормальным. Я мечтал о ее смерти. Столько раз был на грани того, чтобы убить ее, а она – вот так доверчиво – продолжает смотреть на меня. Пауза затягивается, и, чтобы она не переросла в неловкость, я продолжаю объясняться:

– Хейвен самая младшая из старшей группы трибутов – ей девятнадцать. Многие из профи старше ее на пять-шесть лет. О детях и говорить не приходиться – десять, девять, двенадцать лет. Койн играет не по правилам, но я боялся сказать, зная, как дороги они тебе. Но теперь, когда ты знаешь правду скрывать это от тебя просто бессмысленно…

С каждым мгновением ее лицо меняется. Черты лица становятся ожесточенными, грубыми и суровыми. Мне кажется, я слышу, как надрывно и быстро бьется ее сердце. Ненависть захлестывает ее и в этот момент, я понимаю, что мы говорили совершенно о разных «секретах». Но прежде, чем она пытается рвануть прочь из комнаты, я останавливаю ее.

– Нет, Китнисс, – холодно отрезаю я.

– Не говори мне «нет». Ты знаешь, что мы обязаны остановить! Теперь, когда у нас есть неопровержимые доказательства ее лжи! Люди пойдут за нами!

Настоящий, прорезавшийся голос революционерки. Глас Сойки, что побудил людей не к смерти, а к жизни.

– Они хотят отмщения и им абсолютно плевать, кто умрет.

– Нет! Нет! Слышишь меня – нет! Я не позволю, я не сдамся! И ты не смей сдаваться, Пит!

От каждого нового ее слова по венам расходятся разряды тока. Она верит в меня. Господи, если бы только я мог представить, что кто-то мог так верить в меня. Настолько отчаянно и сильно. Ее руки непроизвольно обвивают мои, она встряхивает меня, словно отгоняя пелену моего непонимания. Вот только я продумал свой план куда тщательней ее самого.

– Я не сдаюсь, Китнисс. Я жду. Я жду того момента, когда они все покажут на что способны, – спокойно отвечаю я.

В тот момент, когда ее глаза наливаются ненавистью и отчаянным желанием сражаться, моя стальная защита дает сбой. Потому, что я отчаянно нуждаюсь в том, чтобы проверить: настоящая ли она? Мои руки касаются ее талии. Словно тысячи раз до этого я обнимал ее. Понимал. Желал.

– Скажи мне – это ведь не та правда, о которой мы говорили? – мой голос охрип.

На ее губе алая капля крови. Вспоминаю, как тысячи жизней назад, она точно так же кусала губы, отгоняя волнение вглубь своей души. Китнисс волнуется? С чего бы?

– Нет.

– И о какой правде идет речь?

– Теперь это уже не важно. Важно то, что я не позволю ей, Пит. Не в этот раз, – она старается выскользнуть из кольца моих рук.

Вот только на этот раз дело не в страхе. Я вспоминаю ее. Каждый божий день я знакомлюсь с ней заново, стараясь не замечать затравленного, злорадного взгляда переродка. Он пытался ненавидеть ее, но, тем не менее, не мог противиться тому, что менялось, что вспыхивало и тлело в моей душе. Я и сам не могу сопротивляться этому.

– Ты всегда думаешь о ком-то. Всегда утверждаешь, что ты слишком сильная, чтобы позволить себе такую слабость, как чужая помощь и сострадание, – говорю я, пробуя каждое слово на вкус. – Но ты слабее меня, Китнисс. Слабее Хеймитча или Гейла. Ты – девушка, и ты нуждаешься в защите.

– Она нужна детям.

– Я и Хейвен – что ты знаешь об этом? – игнорируя ее выпад, спрашиваю я.

– Это твоя личная жизнь – я не желаю вмешиваться в нее. Ты вправе быть с тем, кого любишь. Тем более теперь, когда ей оказалось…