Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ)

– Потому что есть у меня привычка ляпать глупости в самые ответственные моменты. Знаешь, как-то перед Квартальной Бойней я встретилась с Гейлом. Мы понимали, что оставлять все как есть – нельзя, нужно предпринимать какое-то решение, которое могло бы спасти нашим близким жизнь. Я предложила ему убежать в леса и знаешь, что он сделал? Поднял на руки и назвал сумасшедшей, как в воду глядел! – радуюсь я, – Но знаешь, у него такая же глупая привычка ляпать все не во время. Через каких-то несколько минут он говорит мне: «Люблю тебя». Нет, ты представляешь? И чтобы ты мог подумать, я сказала?

Пит непонимающе смотрит в мои раскрытые от счастья и возмущения глаза.

– Я знаю.

– Прямо так и ответила? – прыскает со смеху Пит.

– Прямо так и сказала.

– И Гейл не обиделся?

– Чего еще удумал! – зло говорю я, – Мы ведь друзья. Всегда ими были, а тут нате вам. Я не понимаю, почему он так уцепился за эту любовь, разве это вообще была любовь?

– А почему нет, Китнисс?

– Ты меня-то видел? – усаживаясь, смеюсь я, – Нелепые косички, грязные ногти, чумазое лицо, широкие куртки, ботинки, которые я донашивала после отца? Разве в подобное можно влюбиться?

Пит задумался. А мне, невольно, захотелось наблюдать за тем, как на его лбу пробегают хмурые складки, как глаза загораются идеей. Это было непривычно: так близко, глаза в глаза. Непривычно, потому, что искренне.

– Мне кажется, Гейл не из тех, кто выбирает неженок.

– А мне кажется, он просто тебе завидовал, – смело говорю я.

По-моему из меня вышибли здравый рассудок, но меня мало волнует подобный нюанс. Куда больше меня раззадоривает весь этот разговор, который пробуждал во мне азарт.

– Завидовал чему?

– Весь Панем видел нашу «искреннюю» любовь, Пит. Гейл знал, что это притворство, но ничего не мог поделать с тем, что видел. Я дорожила тобой, как не дорожила никем. Нет, если бы он вызвался добровольцем и отправился со мной на Квартальную Бойню, я бы вытащила его. Без раздумий! Но не в этом состоял наш с ним внутренний конфликт. Игры изменили меня. Он не мог общаться с прежней Китнисс, считая меня избалованной красотой Капитолия. А ведь я… я даже страшусь её.

Короткий вздох невольно вырывается из груди.

– Знаешь, мне иногда кажется, что я понимаю тебя, – спокойно говорю я, -когда ты говоришь про чужие мысли, витающие у тебя в голове. Теперь, когда все так изменилось, мне тоже кажется, что будь я на месте той Китнисс, которая держала в руках морник, без раздумий бы его проглотила.

– А Жатва, Китнисс? Ты подумала о Жатвах? Сколько бы еще прошло Игр, пока кто-нибудь не осмелился занять твое место? Не так просто идти против всех, зная, что поддержки ждать не от кого.

– Я не думала об этом, – признаюсь я, – Я думала, что так будет легче, только для меня…

– Но ведь ты не из тех, кто думает о себе.

Он вновь смачивает мой лоб, шею и руки. Все это время бесстрастная маска не сходит с его лица, чего нельзя сказать обо мне. Алкоголь – это смелость, пусть даже с такими неприятными побочными эффектами, как рвота. Я рассматриваю его, как не рассматривала прежде, и вот теперь мне начинает казаться, что не он, а я была под воздействием охмора, полностью забыв каждую деталь его лица. Я не помнила чересчур пушистых ресниц, рассекающего бровь шрама, сердцевидных губ, точеных линий скул. Все это в новинку мне и, кажется, я начинаю понимать, почему впервые в жизни Китнисс, которую никогда не интересовали чувства, начинает интересоваться видом парня, который пытался ее убить.

Любимых людей – их больше нет. Как у Джоанны или Бити, как у Пита или Энобарии, как у Хеймитча или меня. Но тот единственный человек, на которого я все еще ставила – Пит Мелларк.

Он наблюдает за мной словно за ребенком: с оглупевшим, снисходительным выражением лица. Мне это не нравится, и я уверено встаю на ноги. Пит подхватывает меня за руки, а я уверенно одергиваю их.

– Я абсолютно трезвая.

– Я это уже заметил, Китнисс. Вернись в постель, – назидательно говорит он.

Раздражает. От чего я должна слушаться его?

– Мне нужно в душ. Я все еще в платье и… я измазалась в этом…

Стыд. Мне стыдно до кончиков пальцев на ногах. Глаза опускаются в пол, и я замечаю, что даже подол платья измазан противной рвотой. Чувствую новый приступ не за горами, но Пит, как ни в чем не бывало, отвечает:

– Я проведу тебя.

Поход до ванной комнаты проходит без происшествий: я опираюсь на его руку и слабо благодарю, когда он покидает уборную. Что ж, радует, что на этот раз это не душевая кабина, а огромная чугунная ванная с двумя обычными и, простыми в использовании, медными кранами. Койн расщедрилась: на одном этаже целых две ванные комнаты!

Но «радость», как рукой сняло, когда я поняла, насколько тяжело дотянутся до замка в подобном состоянии. Творение Цинны нельзя было одеть и на трезвую голову: миниатюрные бисерины пуговиц, прятались в ткани и ускользали от непослушных пальцев. Это был провал. Не лезть же в ванную в подобной красоте?