Голос Древних

Наверху своды Башни начинали изгибаться и уходить широкими волнообразными полосами к самому центру — семидесятиметровой медузе, венчавшей эпохальное строение. Одиссей прошёл мимо последней арки, человеческих юноши и девушки, которые держались за руки и смотрели вдаль; вступил на изогнутую волну и поднимался по ней, пока не взошёл на поверхность тела сайны. Звезда призывно сияла впереди.

Каменное тело медузы казалось подвижным, пластичным и живым. Оказывается, их шкуру покрывали едва различимые асимметричные узоры, и иногда по ним, как по запутанным путям, пробегали слабые огоньки: зелёные, красные, фиолетовые, синие…

Детектив подошёл к звезде, и все титанические фигуры прародителей склонились, разглядывая маленького человека. Гигант подался вперёд, торжественной тенью опустился на Планету судьбы, уменьшился до размеров человеческой головы — и повис перед Фоксом. Это было толстенькое веретено из дышащего пещеристого тела со спиральными кругами красивой полупрозрачной бахромы; оно неторопливо крутилось то в одну сторону, то в другую, и слегка танцевало вверх-вниз, словно вечно свободное и беззаботное создание в глубинах морей.

— Здравствуй, Одиссей, — сказал Древний.

Его голос шёл ниоткуда и отовсюду, и звучал удивительно: в нём было величие, отрешённость и скорбь, но вместе с тем дружелюбие и тепло. В отличие от Схазмы с её вымученным и вдирающимся в психику криком, архаи не пытался звучать круто — но от его голоса у Фокса прервалось дыхание.

— Здравствуйте, Древние.

— Ты победил в нашей маленькой игре.

Кажется, этот факт вызывал у архаи радость.

— Да уж… Спасибо, что нарисовали последнюю часть картины в виде Башни.

— Тебе нравится?

— Самая красивая метафора.

— Не хуже Вавилонской? — кажется, в голосе была улыбка.

— В отличие от Вавилонской, она завершена.

— Да, — тепло согласился Древний. — Сайны воплотили свой замысел, самый грандиозный из всех.

— Они решили пойти вашим путём? Но вместо пяти рас смогли засеять галактику тысячами и синхронизировать их развитие, чтобы мы все выбрались в космос примерно в одну эпоху?

— Да. Невероятно, правда?

— Невероятно.

Одиссей пытался, но не мог даже представить всей громады деяния, которое сайны сумели свершить.

— Но это уже конец истории, — мягко посетовал Древний. — А начало?

— Вы расскажете?

— Мы уже рассказали. Но важнее не то, что сказано, а то, как услышано. Что услышал ты?

У архаи не было глаз, но кажется он видел Одиссея целиком, подобно книге, и с интересом вглядывался в страницы.

— О, я люблю собирать истории из осколков, — улыбнулся детектив.

— Тогда поведай самую главную.

Человек помолчал, собираясь с мыслями.

— Давным-давно появилась вселенная, но она была пуста. А пока в мире нет того, кто его осознаёт — считай, нет и мира. К счастью, в основе вселенной лежит парадокс простоты и сложности. Всё мироздание целиком — вырождается, упрощается и тратится безвозвратно, в конечном итоге оно станет однородной тёмной массой. Но именно за счёт этой траты неизбежно усложняются отдельные сущности. Из пыли возникает звезда, из малого числа элементов — большое, из элементов структуры, сложные самоподдерживающиеся системы, из них жизнь, из жизни разум, а из разума — цивилизация. И так далее. Вселенная отдаёт и тратит себя, чтобы мы могли появиться и расти.

— Иксарцы называли мир Жертвенным Родителем, — поклонился всем телом Древний, похоже, это означало кивок.

— Первыми к разуму пришли архаи, самый одинокий народ. Они узнали, что вселенную ждёт неизбежная смерть. И поняли, что не в силах пересечь бездны времени, разделяющие большинство цивилизаций. Архаи пытались бороться с предопределённостью, они добрались до предела всемогущества — но не смогли его преодолеть.

— Почему? — тихо спросил Древний, почти замерев.

— Когда они достигли того, что мы называем седьмой технологической ступенью, получили наивысшую степень контроля над миром, и попытались изменить его законы… архаям ответило само небытие. Безликая изнанка проглянула из бездны и не позволила манипулировать вселенной. Произошло что-то настолько страшное, что архаи отступили. Они поняли, что любая попытка изменения приведёт к чудовищным последствиям.

Древний молчал, его бахрома слабо трепетала.

— Не знаю, что такое бездна, — помолчав, добавил Одиссей. — Какой-то сдерживающий закон вселенной; или иной род сознания, чуждый всем живым. Может, слепая сила природы, которая реагирует на попытки перестроить сущее. Архаи поняли, что главные законы нерушимы и преодолеть их нельзя. Что любое развитие конечно, жизнь крошечна, век цивилизаций короток и скоротечен — а все преодоления и успехи ведут в безвыходный тупик. Это осознание обострило их одиночество, последние эпохи цивилизация архаев жила в безнадёжности и тоске. Они рождались, умирали и созидали в полной уверенности, что это не имеет смысла.

Одиссей посмотрел на Древнего вопросительно.