Хозяин прикрыл глаза и произнёс: «Это Кадзами Синго». Незамысловатое, трогательное исполнение. Когда оно закончилось, звуки аплодисментов и бубна стали громче, потом запись снова прервалась. В наступившей тишине два человека, слушавшие кассету впервые, превратились в слух. Опять послышался неприятный треск.
— «Авто-бусная оста-новка, Дзё-нангу, ска-мейка…»
Будто убедившись, что это тог же самый голос, Акуцу и хозяин забегаловки, не сговариваясь, испустили вздох.
— «В направлении Киото проехать по линии Итиго… два километра, автобусная остановка, Дзёнангу, скамейка, сесть сзади».
Запись прервалась.
— Это всё, — произнёс Тосия.
— Всё совпадает, — печально пробормотал Акуцу.
— Я про запись совсем ничего не помню. Но думаю, что Соитиро-сан, который в то время учился во втором классе, должен что-то помнить. И если он знал об этом, то представляете, как он переживал…
— Секундочку… Извините. — Хозяин забегаловки отвернулся, плечи его дрожали. Возможно, слова Тосии о переживаниях Соитиро разбудили в нём какие-то воспоминания.
— Чем больше я узнавал про его первую половину жизни, тем больше меня преследовала мысль: «За что?!». Желание поделиться секретом, излить все переживания, хотя бы частично, — мне это так понятно… Не могли бы вы передать ему, что пора сбросить бремя со своих плеч и что есть человек, который готов его выслушать?
Акуцу и Тосия поднялись и низко поклонились. Пока Тосия говорил, стоявший к ним спиной хозяин повернулся и облокотился на разделочный стол.
— Хорошо. Я спрошу у Соитиро.
— Правильно ли я понял, что вы знаете, как с ним связаться?
Хозяин посмотрел на Акуцу покрасневшими глазами и кивнул.
— Но детали вы спрóсите у него.
— Напоследок ещё лишь одно. Где он и чем занимается?
— Работает в Токио в обувной мастерской.
Живой… При этой мысли Тосия без сил опустился на стул. Его переполняло чувство благодарности, на глаза навернулись слёзы. Крепко стиснув ладони на груди, он молился неведомым богам.
4
Кусок обоев в правом углу, запачканный смолой, отошёл от стены, и его вовсю трепал воздушный поток из кондиционера.
Столичный округ Токио, город Хатиодзи, кофейня. Похоже, здесь пытались продавать ещё и закуски: часть места на стойке занимали коробочки с разного рода овощами. Это была классическая кофейня, где площадь помещения обратно пропорциональна количеству посетителей: пространства и посадочных мест много, а гостей — всего ничего. Лишь за столиком у входа сидела мрачного вида женщина. Она ела бургер, держа его руками в перчатках с обрезанными кончиками пальцев.
Отдельных комнат здесь не было, но в глубине, по левой стороне, имелся небольшой закуток; в него был втиснут деревянный стол на четверых. На втором этаже располагалось жилое помещение; туда, поверх закутка, вела лестница, поэтому скошенный потолок был очень низким. Сидящий во главе такого стола, в самой глубине закутка, должен был страдать от клаустрофобии. Вместо стула там стояло что-то типа скамейки, застеленной овчиной.
Немного поколебавшись, Акуцу и Тосия выбрали стол в закутке, подальше от чужих глаз. Согласно этикету, они не стали садиться на скамейку во главе стола, сойдясь на том, что поменяются местами, если там окажется совсем уж тесно. До встречи оставалось двадцать минут, поэтому оба заказали горячий кофе.
Хозяин «Сэйкаро» Митани Кодзи позвонил Акуцу вечером на следующий день после их визита. Объяснил месторасположение кофейни, недалеко от места работы Соитиро, и сказал, что тот настоял на том, что придёт один — не хотел лишних хлопот для Митани, живущего в другом городе. По телефону Митани был немногословен, но в конце разговора сдавленным голосом произнёс: «Позаботьтесь о нём».
Шла вторая декада января. До начала публикации материала оставалось пять дней. Как ни крути, это интервью получалось последним. Акуцу чувствовал напряжение разума, но в душе его царил покой.
— От дяди пришло письмо, — едва слышно пробормотал Тосия, не поднимая глаз от чашки с кофе.
Акуцу чуть не подскочил на стуле, но сдержался и тихо произнёс:
— Вот как…
— Упомянул про запись на кассете.
— Это всё, о чём он написал?
— Нет… Но можно и так сказать. Про мотивы преступной группировки, про её распад, про свой побег. Обо всём написал. Но, к сожалению, добавить к тому, что было в ваших записях, нечего. Я прочитал это — и на душе у меня теперь такая пустота…
— А почтовый штемпель какой?
— Лондонский.
Странным было то, что отправление было не из Шеффилда и не из Йорка, но делать выводы лишь на основании этого факта не стоило.
— Поедете повидаться с ним?
— Не знаю, стоит ли просить о встрече… Решил, что подумаю об этом после разговора с Соитиро.
Так как всё это время дядя был за границей, срок давности его преступления был приостановлен. Но требовать от английского правосудия его задержания при отсутствии доказательств было бы непростым делом.