Кирилл достал из кармана зажигалку и поджег несколько листов, вытащенных из сундука. Держа самодельный бумажный факел высоко над головой, он несколькими ударами ноги окончательно сломал трухлявые доски сундука и соорудил на полу подобие костерка. Когда огонь, вскормленный ветхими листами бумаги, набрал силу и принялся жадно пожирать доски, Кир помог Кате пересесть ближе к костру. Девушка протянула к нему озябшие ладони и, блаженно улыбаясь, закрыла глаза.
От одежды шел пар, стало жарко и влажно. Кириллу хотелось раздеться и залезть в костер в чем мать родила. Ему казалось, что это – единственный способ прогнать из тела и самих костей въевшуюся в них сырость. Огонь мерно потрескивал и убаюкивал. Чтобы не уснуть, Кир принялся рассматривать бумаги, время от времени подбрасывая их в костер.
Бумага была старая и пожелтевшая. Некоторые листы разваливались, едва Кир брал их в руки. Все они были покрыты какими-то символами и текстом, написанным мелким, почти бисерным, почерком. Кирилл не мог разобрать ни слова на этом птичьем языке, но догадался, что перед ним – записи того самого алхимика. Формулы, схематические изображения колб, реторт и опытов подтверждали рассказ старика. Но это не объясняло всю ту чертовщину, которая происходила здесь с ними.
Отогревшаяся и сонная, Кэт сидела рядом, по-совиному щурясь на огонь. Кирилл продолжал перебирать листы. Теперь среди алхимических записей ему стали попадаться анатомические: различные проекции черепной коробки с мозгом внутри, схема глаза, строение рук и ног – мышцы были прорисованы тонко и со знанием дела. Кир листал с нарастающим интересом, и даже Катя придвинулась ближе к нему, заинтригованная рисунками.
Со временем изображения становились более жестокими и подробными: вскрытая грудная клетка, вынесенные рядом легкие и сердце, голова, отделенная от тела, язык, вырезанный с корнем, извлеченный из живота женщины младенец, связанный с ней пуповиной. Подавив рвотный позыв, Кэт отвернулась, а Кирилл продолжал листать.
Еще через некоторое время в записях появились оккультные знаки, пентаграммы, перевернутые кресты и изображения Бафомета. На самых последних записях казалось, что автор, делавший их, сошел с ума. Все они изображали ужасное существо, состоявшее целиком из глаз, рук, щупалец и языков. С чувством бесконечной мерзости и гадливости Кир скопом смял исписанные листы и бросил их в костер. Огонь ярко вспыхнул, обрадованный таким щедрым подношением. Бумага потрескивала от жара пламени, скручивалась в трубочки, краснела и рассыпалась пеплом. Ей не было стыдно или мерзко от того, что безумная рука нанесла на нее. Бумага все стерпит.
– Боже мой, – заплакала Катя. – Зачем, зачем ты послушал меня! Зачем я втянула тебя в эту историю.
– Не плачь! Мы обязательно выберемся отсюда, – Кир прижал ее к себе и легонько покачивал – как маленького ребенка. – Дождь кончился, и мы обязательно отсюда выберемся. Надо только потерпеть. Тебе сильно больно, моя хорошая? – Кирилл убрал с лица жены спутанные волосы и поцеловал в горячий лоб. У девушки начался озноб, ее била мелкая дрожь.
Время будто замерло в подвале, но вот на лестнице раздались шаги – неторопливые и уверенные. Сначала показались ступни, затем колени. Фигура медленно спустилась в подвал по пояс и, пригнувшись, в подвале оказалась Вика.
– Я же говорила, что никто никуда не пойдет, – тихо, с усмешкой проговорила она. – Вам никуда не деться, потому что время пришло.
– Что тебе нужно от нас? Деньги? Машина? Чего ты хочешь? – сквозь зубы процедил Кир.
– Деньги? – рассмеялась Вика холодным надменным смехом.
– Нам нужно к врачу. Разве не видишь, что ей плохо?
– Ты глупец! Мне не нужны ваши деньги! – продолжала Вика, будто не слыша его. – А ведь ты мне даже понравился. Я хотела попросить у своего Господина особой милости для тебя.
– Господина? О чем ты говоришь, сумасшедшая?
– О, мой Господин очень щедр, главное – уметь заслужить эту щедрость.
– Ты сатанистка? Ты за этим заманила нас сюда?
– Сатанистка? – Вика хрипло рассмеялась, и звук этот был похож на скрежет камней. – Сатанисты – беспомощные глупые дети, а их обряды – убогая и бестолковая пародия, достойная жалости.
– Кирилл, – прошептала Катя, – Кирилл, я поняла, что с ней не так. Посмотри, она не дышит.
Кир внимательно присмотрелся к стоящей напротив Вике и обомлел. В подвале было теплее, чем снаружи, но не настолько, чтобы дыхание не превращалось в легкий парок. И сейчас, в свете костра, было ясно видно: Вика не дышит.
– Мелкая сучонка оказалась гораздо догадливее тебя, – засмеялась та. – Но теперь уже все равно. Осталось еще чуть-чуть, и тогда…
На лестнице снова раздался шум, и в комнату почти что вплыла невысокая фигура с капюшоном на голове. В неверном свете дрожащего костра Кир заметил, что это была девушка, но не это заставило его охнуть – пришелица и Вика были похожи как две капли воды. Незнакомка скинула капюшон. Лицо Вики скривилось.
– Опять ты, мерзкая тварь, – прошипел она.
– Пожалуйста, послушай меня…