Голос крови

Жидкоглазый Гошен вынимает из следующего ящика новый кусок стекла… поворачивает, поворачивает… вот оно!.. появляются новые мужчина и женщина… блудодействующие в новой позе… новая стекляшка… анальный секс… еще одна… три фигуры, две женщины и мужчина, соединяющиеся в анатомически невозможной комбинации… следующая… двое мужчин и две женщины… блуд… пальцы, языки, рты и руки по локоть, исчезающие в срамных жерлах… Взгляд Флейшмана отчаянно скачет с затопленной светом стекляшки на Мерилин Карр… туда и обратно… Времени совсем нет… в любой момент в павильон нагрянут другие покупатели… конкретно Флебетников… Магдалена подходит ближе. Флейшман смотрит на свою советницу… умоляюще. Она едва заметно качает головой, подразумевая «нет»… Магдалена слышит, как ХК едва слышно констатирует:

– Не культовый Доггс…

И опять… блудодеи… Флейшман в отчаянии смотрит на Мерилин Карр. Та без единого слова едва заметно кивает, подразумевая «да»!.. Флейшман тут же оборачивается к лайке-призраку, который поясняет призрачно-низким голосом:

– Три.

Флейшман вновь смотрит на Мэрилин Карр, молит взглядом… Та вновь медленно кивает… Флейшман бросается к призрачному Гошену и глухо скрипит: «Беру…» – и Гошен лепит на лакированный футляр выбранного слитка красный кружок… Теперь взгляды прыгают туда-сюда как сумасшедшие… шепот, отчаянные сигналы… Гошен говорит:

– Два с половиной.

Флейшман, севшим голосом:

– Беру…

Красная наклейка на следующем ящике… Прошло едва ли сорок пять секунд.

Рев! Рык! Он приближается. Не иначе обтянутая футболкой туша Флебетникова вырвалась на свободу. Он спешит сюда. Разъяренный: рычит по-русски, непонятно для кого… потом по-английски:

– Лишнюю дырку захотел в носу, зукин зын!

Гошен и ухом не ведет, словно не слышит… Никакие бешеные русские не помешают бизнесу! Флебетников клокочет и рычит, клянется проделать лишнюю дырку в носу «зукина зына». И он уже близко. Флейшман как будто поуспокоился, но все же торопится успеть побольше… еще одна красная наклейка («три с половиной»)… еще одна («один»)… шлеп, шлеп, шлеп («два», «четыре» за сцену оргии, боже милостивый… и «девять один семь»)… все в красных наклейках.:::::: Наверное, это имелось в виду под «вспышкой краснухи».:::::: Если цифры значат то, что думает Магдалена, то Флейшман на ее глазах меньше чем за четверть часа спустил семнадцать миллионов долларов или семнадцать миллионов минус восемьдесят три тысячи, исходя из того, что «девять один семь» значило девятьсот семнадцать тысяч. И если Мерилин Карр, с ее изящными белыми ляжками и английской бабеттой, получает десять процентов с продавца, призрачного хаски, и десять процентов с покупателя, Флейшмана, то она сейчас накосила три миллиона четыреста тысяч долларов, при условии, что Норман все правильно объяснил про комиссионные. Русский рев Флебетникова ближе и ближе. ХК подсказывает Флейшману:

– Может быть, пойдем отсюда? Я знаю Флебетникова. Его не назовешь рассудительным человеком.

Впервые с момента открытия ярмарки Флейшман улыбается.

– И пропустим самый цирк?

Морис настойчиво хочет дождаться Флебетникова. Замирает у входа в павильон. ХК, очевидно, нервничает. А Флейшман внезапно – воплощенное довольство.

Вот и Флебетников, что-то рычащий по-русски. Рядом спешит высокий темный мужчина тревожного вида.

– Лушникин, – шепчет ХК Флейшману. – Консультант-искусствовед почти всех олигархов.

Флебетников рычит, как медведь. По-русски орет на Лушникина… в конце слышится «Гошен». И тут он замечает Флейшмана. Как будто изумляется и настораживается. Чувствует себя виноватым?

– Товарищ Флебетников! – гудит Флейшман. – Интересуетесь Доггсом? – Большим пальцем он указывает на павильон позади. – Я тоже интересовался. Но всё лучшее уже расхватали. На «Майами-Базеле» нужно успевать. Увидел, понравилось, купил.

По лицу Флебетникова непонятно, уловил ли он издевку. Он моргает. Кажется, он удивлен. Без дальнейших разговоров марширует в будку, вопя: «Лушникин! Лушникин!»

Флейшман удаляется, хихикая себе под нос и, несомненно, представляя себе шквал красных меток и катастрофу, ожидающие Флебетникова в павильоне. Норман шагает практически по пятам за Морисом, и с ним – ХК. У Нормана на лице – задумчивая улыбка, как бы для внутреннего употребления. Если Магдалена его хоть немного знает, то он думает сейчас о том, как превратился в богатея простым появлением здесь – в месте, где всё происходит. Он даже не оглянется, где там Магдалена, с головой канул в свои грезы. Норман проходит тридцать-сорок футов и лишь тогда вспоминает о Магдалене. Он не хочет отрываться от своих достославных друзей, но все же медлит, задерживается повертеть головой. Завидев Магдалену, манит ее широким взмахом руки… но не ждет. Поворачивается на пятке и спешит не отстать от сиятельного друга.