Голос крови

Вот характеристика, которую написал учитель французского. Похоже, он был вдохновлен: расписался на полстраницы. «Натанаэля Январского нельзя назвать плохим учеником. Однако в свои пятнадцать он всё еще не знает, кем хочет стать. Если он не найдет цели существования, то рискует превратиться в бездеятельное, инертное существо, не обладающее развитой личностью. Таких людей мы забываем тотчас после встречи. Будь Натанаэль персонажем романа, едва ли он мог увлечь читателя. Однако он не персонаж, а мальчик из плоти и крови, и это делает его положение удручающим».

Натанаэль почувствовал, как у него горят щеки. Как этот наглый тип смел утверждать, что он «не обладает развитой личностью»? Однако на последней странице в графе «Профессия, которую желает приобрести воспитанник» действительно стоял прочерк. Натанаэль вспомнил, что в день, когда им задали этот вопрос, он просто не знал, что ответить, и решил доверить судьбу комиссии.

Мальчик повертел перо в руках, внезапно принял решение и написал: «Мясник». Затем вновь взял в руки дело Армана, зачеркнул слово «мясник» и написал на его месте: «Ассенизатор». Натанаэль представил Морду-Решетом, копающегося в содержимом городских сортиров, и злорадно ухмыльнулся. Он подул на чернила, чтобы скорее их высушить, положил дела на место и спешно покинул кабинет.

Пару минут спустя, поднимаясь бегом по лестнице в спальню, Натанаэль уже кусал себе локти. Ну почему он был так неосторожен? Что за муха его укусила? Даже если Арман никогда не догадается, благодаря кому он стал ассенизатором, то всё равно заставит свою ручную гориллу отлупить Натанаэля. Просто из принципа. Это уж точно. Еще Натанаэль не мог понять, почему написал в анкете, что хочет стать мясником. В ту минуту казалось, что так он отомстит всем этим глупым учителям, считавшим его недостаточно развитым.

Он остановился на лестничной клетке, вынул из кармана ключ. Еще было время вернуться в кабинет директора и всё исправить, вновь вписать слово «мясник» в дело Армана, придумать себе другую профессию. Что-то получше, чем лясникам, и при этом опровергающее характеристику, которую дал учитель французского.

Натанаэль прислушался. С нижнего этажа послышался слабый звук, приоткрылась дверь, кто-то тихо разговаривал. Не успев ничего толком понять, влекомый шестым чувством, Натанаэль на цыпочках спустился на один этаж. Из приоткрытой двери лазарета лился свет. С каждым шагом мальчик яснее слышал голоса.

– Я не уверена, что твое лечение ему помогает, учитель! Он слабеет. Думаю, надо позвать доктора.

– Сильви, голубушка, уверяю, не нужно никого беспокоить.

Натанаэль замер. Он уже слышал этот бархатный голос. Тот самый учитель, что разговаривал с Изабеллой.

Мальчик уже хотел уйти, но неловко споткнулся. Под ногами громко заскрипел потертый паркет. Казалось, на весь интернат. Медсестра с лампой выглянула в коридор.

– Эй! Кто там?

Бежать было поздно. Ничего не оставалось, как подойти к дверям лазарета.

– Что ты делаешь один ночью в коридоре? Ну-ка расскажи!

– Голова болит, – простонал мальчик. Ему даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы изобразить человека, страдающего тяжелой мигренью.

Медсестра взяла Натанаэля за подбородок и, опустив очки на кончик носа, внимательно на него посмотрела.

– Да, ты бледноват. У тебя что, кровь из носа шла? И щека красная? Ты с кем-то подрался?

– Я упал… – Натанаэль внезапно смолк. Учитель с бархатным голосом подошел к медсестре. У него были светлые волосы. На голове – шапочка из темной ткани с шелковым помпоном. Родинка под правым глазом напоминала слезу. Тот самый учитель химии, о котором они говорили с Жеромом.

– И что? – поторопила медсестра.

– Я упал на лестнице, пока шел вниз.

– Хорошо, иди ложись в кровать. Выбирай любую.

Медсестра подтолкнула его в палату и, еще сильнее сбавив голос, продолжила разговор с учителем. Как Натанаэль ни вслушивался, уже не мог разобрать ни слова.

Мальчик окинул взглядом комнату, прикидывая, с какой кровати откроется лучший обзор. Хотя пока даже не понимал, что именно хотел тут увидеть. Из двадцати кроватей заняты были только четыре. Один из больных сильно кашлял во сне – казалось, он сейчас выплюнет свои легкие. Мальчик лет десяти пристально смотрел на Натанаэля расширенными от лихорадки глазами. В огне свечей его рыжие волосы отливали медью. На пухлых щеках застыли капельки пота. Кажется, это про него говорил Жером. Ну конечно, Валер Ноябрьский, рыжий маленький толстячок со вздернутым носом.

– Привет! – поздоровался Натанаэль, присаживаясь на соседней кровати.

– Привет! – прошелестел Валер. Голос был таким тихим, что Натанаэль едва мог расслышать.

– Что с тобой?

Валер не ответил. Натанаэль склонился, чтобы расшнуровать ботинки. Когда выпрямился, перед ним стоял светловолосый учитель. Он улыбался.

– Здравствуй, дружок! Я – учитель Альсид Валентин.

Натанаэль вежливо ответил на приветствие.

Учитель присел на кровать Валера, осторожно открыл большую черную кожаную сумку. Вынул шприц с длинной тонкой иглой и маленькую склянку из коричневого стекла, наполненную темной жидкостью.