Голос Лема

Сразу проявилось то, что мы давно знали интуитивно: что писатель всегда живет в другом, своем мире. Многие из миров Лема имеют оригинальные черты. Например, еще в 1950-е годы Лем жил в реальности, где коммунизм ДЕЙСТВИТЕЛЬНО представлялся благом для населения, а капитализм ДЕЙСТВИТЕЛЬНО разрушался до основания. Женщины в мире Лема немногочисленны и, кроме того, часто выступают в мужском облачении. Люди как вид массово испытывали более-менее мягкие формы психических болезней, особенно неврозов навязчивости, маниакальных психозов и расширенных параной. В толпе, группе они теряли человеческие черты, уподобляясь насекомым. Непубличные физиологические функции, как испражнения и секс, представляли предмет темного культа, который имел своих жрецов, пророков и апостолов, святые писания и тайные коды; это был реликт животного прошлого человека, вопреки разуму удерживаемый силой суеверия. Вокруг Лема было много машин — природа незаметно переходила в машины, — которые незаметно переходили в Бога. Бог, как таковой, не существовал, но именно эта абсолютная заменяемость (неотличимость) «искусственного» и «натурального» создавала большое, пустое МЕСТО ДЛЯ БОГА. В наступающих после друг друга мирах их занимали разные существа (чаще всего Компьютер или его Программист, всегда в какой-то мере дефектный, ограниченный). В некоторых поздних мирах доходило до скачкообразной дегенерации Homo sapiens: в это время одинокий Лем находился среди полчищ юных техно-троглодитов. Ему подменили человечество, когда он обратил взгляд в будущее.

После получения полных прав краковско-венский апокриф Лема сразу заблокировал публикацию этих докладов, как и любых исследований, базирующихся на результатах работы апокрифической программы в каждой из ее версий и в каждом временном разрезе. Приложение А «Апокрифов Лема» содержит схемы, передающие внутреннюю иерархию каждого из трех обсуждаемых апокрифов. То, что правом признается как отдельное физическое лицо, в когнитивистском подходе составляет конгломерат множества сотождественных апокрифов оригинального разума. Например, в настоящем краковско-венском апокрифе Станислава Лема он «живет» или функционирует, как оценивают ТКО, в порядка от 56 800 до 260 000 пост-Лемах, причем это воплощение лемоподобия колеблется в недельном, а также годовом цикле, ибо принимается во внимание уменьшение вычислительных мощностей в выходные дни и увеличение счетов за электроэнергию для охлаждения в летний сезон. Однако, похоже, право остается безразличным к ситуациям с шизофрениками и любимыми Лемом жертвами рассечения спайки большого мозга.

Лем выходит из матрицы

Отдельный раздел ТКО посвящают ключевому моменту в процедуре эмансипации каждого апокрифа. Пока функционирующий апокриф находится в замкнутой среде данной имитации (в случае пост-Лема это чаще всего фрагментарные бутафории ПНР-овского Кракова, Закопане или Берлина 1980-х годов), он, разумеется, не отдает себе отчета в своей настоящей — апокрифической — природе. Чтобы выйти за имитацию и выступать как сторона в процессах «внешнего» мира (в реале), он должен сначала понять и принять факт, что является именно апокрифом, и что все это была не жизнь, а имитация, и все, что он испытывал, происходило благодаря мощности компьютера. Как показали более поздние эксперименты апокрифологов, редкий разум переносит подобную деиллюзию без повреждений.

До этих пор остается необъяснимым апокрифическим феноменом, что каждый апокриф Станислава Лема проходил это превращение ненарушенным (и с ходу брался за иски, диатрибы, резкие объяснения исполненных предсказаний). ТКО выдвигают тезис, поддерживая его многими примерами из настоящего и посмертного творчества Лема, с «Футурологическим конгрессом» и «Ловушкой для саламандры» во главе, а также аргументами «Кацушима Индастриз» в деле «Единственного Лема», словно бы именно эта специфика умственной конституции Лема, которая отвечает за исключительный способ его оценки действительности и необычность литературного творчества, давала ему возможность на «переход посуху Стикса солипсизма». Другими словами, Станислав Лем как модель разума представляет образец духовной стабильности, необходимой при «выходе из матрицы», своеобразную машину для логичного «разбора мира», а ракеты, роботы, физики, космогонии, романы, эссе и статьи — это единственно соответствующие последствия, свободные выходы из устойчивого разума.

Если ТКО правы (а это можно проверить на практике), юридическая война между пост-Лемами еще наберет силу. Как вовремя запатентованный ген иногда стоит миллиарды, так и защищенная нейронная структура наверняка может составлять фундамент настоящей империи. И этот корень индивидуальности Лема был бы бесценен, если бы его удалось ввести в массовую продажу как когнитивный эквивалент убика.