Голос одиночества

Спустя два дня у меня начались судороги. Я охватывала деревянную ложку всей пятерней и до боли стискивала пальцы, чтобы не уронить, но весь суп выливался, прежде чем я успевала донести ее до рта. Ты же все время был в городе или на поле, поэтому до сих пор мне удавалось скрывать от тебя то, о чем я здесь пишу. В кабинете врача мне почему‑то полегчало. Пальцы снова слушались меня, пол опять стал ровным и не ходил ходуном под ногами. Вся моя болезнь вдруг превратилась в кошмарное воспоминание. «Добрый день, господин доктор. Как ваши дела? Меня привел к вам муж». Какое это счастье – снова слышать собственную речь! Я упивалась каждым звуком, словом, фразой. Доктор ничего не мог понять. Пульс ровный, давление в норме. Язык не обложен. Весна, что же еще? Но уже по дороге домой судороги вновь начались. Я дрожала и корчилась, совсем как Чоу‑Чоу несколько дней тому назад, и тоже налетела бы на какую‑нибудь стену, окажись таковая поблизости.

Беда посылает гонцов впереди себя. Теперь она явилась к нам собственной персоной.

VI

Какой же наивной и легкомысленной она была! Или это работа не дала ей продумать все как следует? Кристина готовилась к этой поездке с того самого момента, когда они с Полом приняли решение. Выбрала самый удобный рейс на Шанхай, забронировала отель, придумала, что сказать Джошу и маме, и назначила себе в бюро заместителя. Старалась не забыть ни одной мелочи и все‑таки упустила из виду самое главное.

Так бывает всегда. За хлопотами Кристине некогда было осознать, что означает для нее, собственно, эта встреча с родным братом. В результате она приехала сюда совершенно неподготовленной. От вопросов, которые задавал ей в самолете Пол, отмахивалась. И вот сейчас перед ней стоит незнакомая девушка и утверждает, будто она ее племянница.

Голос у нее тихий, но никак не робкий. Инь‑Инь подвела их к припаркованному возле отеля «фольксваген‑пассату» и представила молодому человеку за рулем, который решил навестить своих знакомых в окрестностях Иу и оказался настолько любезен, что согласился подвезти всю компанию.

Они молча сели в машину. Инь‑Инь – рядом с водителем. Пол придирчиво оглядывал салон, косясь на спидометр.

Кристине, конечно, первым делом следовало расспросить племянницу, отчего она так грустна. Как поживают ее родители, что Большой Дракон рассказывал ей о тете и ее семье и почему не объявлялся столько лет. Ей хотелось знать, что за человек ее брат. Хороший ли он отец? Вспыльчивый или уравновешенный? Слишком много вопросов. С чего начать и мыслимо ли вот так, ни с того ни с сего, врываться в чужую жизнь? Достаточно об этом задуматься, чтобы от страха лишиться дара речи.

На помощь пришел Пол. Нужно же было кому‑то нарушить это тягостное молчание в салоне.

– Ты живешь в Шанхае? – спросил он Инь‑Инь по‑английски.

– Да, – коротко, но вполне дружелюбно ответила та.

– Чем ты занимаешься?

– Учусь музыке.

– Будешь преподавать?

– Нет. Я учусь в консерватории. Буду играть на скрипке. Правда, в Шанхайский симфонический оркестр меня не взяли. – Она вздохнула. – Провалила экзамен в прошлом году. Через месяц пересдача, поэтому сейчас мне нужно много заниматься.

– Как странно, – вмешалась в разговор Кристина, – до сих пор в нашем роду не было музыкантов. – Это прозвучало как утверждение, тем не менее требующее ответа. – Откуда у тебя талант к этому, не от отца же? Или он тоже на чем‑нибудь играет?

«Странный вопрос», – подумала Кристина про себя. Неловко как‑то осведомляться у племянницы о родном брате и тем самым ставить себя в положение совершенно постороннего человека.

– Немного, – засмеялась Инь‑Инь. – Отец играет на губной гармонике. Но талант у меня скорее от матери. Она была учительницей в музыкальной школе и имела очень красивый голос.

– Разве она умерла? – вырвалось у Кристины.

Она испугалась, будто речь шла о ее лучшей подруге.

– Нет. – Инь‑Инь два раза тяжело вздохнула, прежде чем продолжить. – Но теперь она не поет.

Снова нависло тягостное молчание.

– У тебя ведь есть брат? – спросил Пол.